— Вечером сделаю той!
Аюб Тилла вопросительно посмотрел на курбаши.
— Прикажи зарезать барана. Хорошо! Сиддык пусть зарежет! Дастархан сделаем, пищу надо сготовить. Прикажи. Опять же плов.
— Риса нет.
— Пошли за рисом вниз в кишлак.
— За рис платить? Или так брать?
— Платить. За все платить. Сейчас иначе нельзя. Нельзя, чтобы про аскеров исламской армии подумали что. Кого пошлешь?
— Джаббара-Быка.
— Хорошо! Возьмет двух аскеров. Посмотрят: в кишлаке есть магазин советского кооператива,— проклятие их отцу! Хорошо! Джаббар возьмет московских конфет. Если есть рис, возьмут рис. Там платить не надо. Государственное, большевистское... Джаббар объявит в кишлаке: мусульмане, забирайте в кооперативе все, что есть. Все ваше, мусульманское! Забирайте! Кумырбек, датхо армии ислама его высокопревосходительства главнокомандующего Ибрагимбека, по повелению эмира Сеида Алимхана разрешил все брать бесплатно. А нам, аскерам Кумырбека, ничего, кроме риса и конфет московских, не надо. Чтобы ничего больше Джаббар-Бык не брал! Хорошо!
— Конфеты? Хм, конфет захотелось.
— Ей. — Кумырбек показал бородой в сторону лачуги.
— А-а! — оживился Аюб Тнлла. Лицо его смягчилось, даже что-то вроде улыбки покривило под усами губы.
— Ей. К свадьбе, — в свою очередь расплылся в улыбке Кумырбек.
— К какой свадьбе? — встревожился Аюб Тилла. Глаза его снова метнулись в кусты бровей.
— Хорошо! Сегодня той — угощение по поводу свадьбы! — засопел Кумырбек.— Беру девочку за себя, женой беру! Хорошо. Ехать ей одной не годится. Через горы, через Сангардак по диким местам поеду. Народ в горах Гиссара дикий, нехороший. Беда подстерегает. Испортят девку, а мы отвечай. Что скажем эмиру?
— Но почему свадьба? Вы сами говорили — Моника-ой шахской крови, а вы тянете руку к ней. Кто вы? Кто может выдать принцессу замуж? Один царь может. А вы? Незаконно! Неподобающе! — Аюб Тилла даже лоб потер изо всех сил ладонью, пытаясь прояснить мысли. Он бормотал что-то невнятное: — Душа свободного мужа презирает пользоваться вьючным животным насилия. Отвратительна вода мутного источника.
Кожа на лбу Кумырбека съежилась гармошкой. Конечно, курбаши пренебрегал темными словами Аюба Тилла. Одно он видел — его подчиненный, его слуга смеет перечить.
— Эмир далеко, эмир в своем дворне в Кала-и-Фатту. Девчонка здесь. Вокруг жеребцы стоялые. Кто сохранит ее невинность и честь? Я—датхо Кумырбек — сохраню. Женюсь на ней — и все тут. Хорошо!
