— А должно быть этотъ Плюшкевичъ порядкомъ тебѣ надолызъ! — замѣтилъ Укромновъ.
— Мнѣ что! А вотъ Клюквинскіе крестьяне, такъ тѣ свѣчки за него кверху ногами ставятъ, чтобы лихорадка его затрясла.
— Отчего-же онъ такъ клюквинскимъ крестьянамъ солонъ?
— Да изъ-за всего. А больше изъ-за скота.
— Какъ такъ изъ-за скота?
Калистратъ поднялъ палецъ и погрозилъ Укромнову.
— Повремените маленько разговаривать Константинъ Павлычъ, — тихо сказалъ онъ. — Кажется, щуку обошли, и матерую щуку. Тише… А то попугаете. Вылѣзай, Уварка, вылѣзай на берегъ… Довольно.
Парень выскочилъ на берегъ, придерживая одинъ конецъ бредня. Калистратъ ловко завернулъ бредень и проговорилъ:
— Готово. Если есть, подлюга, то ужъ теперь не уйдетъ.
— Тащить? — спрашиваетъ Уварка.
— Тащи.
Вытащили бредень. Въ сѣти лежала запутавшись щука фунтовъ въ шесть вѣсомъ.
— Господи Іисусе! Вотъ такъ рыбина! — удивился Уварка.
— Попалась, голубушка, — шепталъ Калистратъ. — Не вороши бредень, Уварка, не вороши. Постой… Надо ей прежде загривокъ свернуть. А то ускочетъ, какъ сѣть развертывать будемъ. Она хитра.
И Калистратъ, наступя колѣномъ на бредень, сломалъ позвоночникъ у головы рыбы.
— Щука? — спросилъ Укромновъ Калистрата, разсматривая рыбу сквозь очки.
— Она самая. Теперь не уйдетъ. Вотъ, ваша милость, у васъ не только на уху, а и на заливное будетъ. Видите, что значитъ верба! Видите, что значитъ подъ деревьями ловить! А будь Плюшкевичъ не собака на сѣнѣ, такъ мы теперь на его берегу подъ деревьями уйму-бы рыбы выловили. И мнѣ на двѣ селянки хватило-бы, не только вамъ.
— Я тебѣ дамъ, Калистратъ… Я тебѣ маленькихъ щукъ отдамъ, которыхъ раньше словили, — пообѣщалъ баринъ.
— Тутъ плотвы еще съ десятокъ есть! — вскричалъ Уварка, развертывая бредень и выбрасывая на траву большую щуку съ открытымъ зубастымъ ртомъ, уже уснувшую. — Ерши тоже есть, окунь…
— Уловъ богатый! что говорить! — любовался Калистратъ. — Еще закидывать будемъ или почивать ужъ отправляться? — спросилъ онъ барина.
— Еще-бы окуньковъ парочку для Еликаниды Ивановны. Маленькихъ щукъ, плотву я тебѣ отдамъ. Отъ плотвы уха горька. А окуньковъ парочку надо.
— Ну, пройдемъ еще разикъ-другой… вонъ тамъ къ каменьямъ-то поближе… Перетаскивай, Уварка, одежу. А я бредень понесу.
Стали переходить на новое мѣсто.
— Такъ что-жъ ты давеча про клюквинскій скотъ-то сталъ говорить? — напомнилъ баринъ Калистрату.
— Ахъ, да… И задумалъ, изволите видѣть, этотъ Плюшкевичъ крестьянской потравой жить, — началъ Калистратъ.
