— И ты ушелъ? — спросилъ удивленно Ѳомичъ.
— Да, ушелъ.
Всѣ смотрѣли на Михайлу и молчали. Опять воцарилась тишина, явившаяся какъ слѣдствіе того впечатлѣнія, которое произвелъ Михайло своимъ дикимъ разсказомъ.
— Кстати, скажи, пожалуйста, какое это тамъ происшествіе вышло у васъ въ сараяхъ? Не то кто-то хотѣлъ поджечь сараи, не то поджогъ уже… или домъ Пузырева подожгли… вообще не знаю хорошенько, что это за оказія? — спросилъ Ѳомичъ.
— Это Исай, — отвѣтилъ Михайло и вдругъ улыбнулся при одномъ этомъ имени.
— Одного Исая я тамъ знавалъ. Фамиліи у него нѣтъ настоящей, — пишутъ его и Сизовъ по названію деревни, и Петровъ… но онъ самъ говорилъ, что у него нѣтъ собственно фамиліи, а только одна кличка — Исай… Это тотъ самый? — и Ѳомичъ описалъ наружность товарища Михайлы.
— Тотъ самый.
— Что же это ему пришло въ голову?
— Да знать съ пьяну или по глупости!… Можетъ быть черезъ меня и дѣло все вышло!
— Какъ черезъ тебя? — воскликнули почти всѣ сидящіе.
— Я обозвалъ его рабомъ. Онъ, должно быть, и разсердился и выдумалъ такое умное дѣло.
— За что же ты обозвалъ его такъ?
— Кто же онъ? Рабъ. Изъ него что хочешь дѣлай. Самъ онъ ничего… ничего не можетъ, а что прикажутъ. Ей-Богу, если ему приказали бы рубить головы, онъ рубилъ бы по комъ ни попало. Развѣ ужь опосля увидитъ, какъ все это глупо… Всякаго человѣка, который посильнѣе, онъ страсть какъ боится. А своего у него ничего нѣтъ и замѣсто головы у него шишка какая-то неизвѣстно къ чему торчитъ… А желанія его такія, что, напримѣръ, ведро пива или четверть водки — доволенъ! Я и обозвалъ его рабомъ… Потомъ жалко стало…
— Сильно онъ огорчился?
— Кто его знаетъ, а жалко стало… вѣдь не онъ одинъ такой!… Потому что лѣнь нападаетъ сопротивляться свиному образу, лѣнь смотрѣть за собой — это я хорошо попробовалъ самъ на себѣ… Слава Богу, что удралъ!
— Такъ все-таки что-же… поджогъ Исай?
— Нѣтъ. Только водки надулся, а на другой день пошелъ прощенія просить у хозяина. Хозяинъ — ничего, простилъ… Да и всякій бы простилъ, жалко такого дурака… Въ кутузкѣ сидитъ.
Каждое слово Михайлы производило впечатлѣніе. Онъ и самъ видѣлъ, что на него обратили сильное вниманіе. Это придало ему бодрости и одушевленія. Но вдругъ послышался незнакомый голосъ.
— А позвольте спросить у васъ, молодой человѣкъ, почему вы такъ даже низко сравниваете простого рабочаго человѣка?
Это говорилъ тотъ человѣкъ въ блузѣ, страшныхъ взглядовъ котораго струсилъ Михайло въ первую минуту прихода.
