Снизу вверх | страница 63



— Здѣсь, — отвѣтилъ одинъ изъ сидѣвшихъ, не поднимаясь изъ-за стола.

Михайло взглянулъ на говорившаго и призналъ Ѳомича — онъ самый! Широкое, добродушное лицо, большіе сѣрые глаза, широкая улыбка, не сходившая съ его полныхъ губы маленькій носикъ съ пуговку — онъ! Но одѣтъ онъ былъ такъ хорошо, что трудно было принять его за рабочаго. Другіе трое произвели то же впечатлѣніе; передъ самоваромъ сидѣла несомнѣнно барыня; возлѣ нея сидѣлъ несомнѣнно баринъ; только третій одѣтъ былъ въ синюю блузу, грязную и закапанную масломъ, но онъ такъ свирѣпо смотрѣлъ, что Михайло сильно струсилъ и боялся поднять глаза на этого, повидимому, чѣмъ-то разгнѣваннаго человѣка. Самоваръ, столъ, мебель, комната, — все это было такъ чисто и пріятно, что совсѣмъ довершило чувство изумленія Михайлы. «Вотъ тебѣ разъ!.. а слесарь…» — подумалъ Михайло съ быстротой молніи.

Но ему не было времени долго размышлять. Ѳомичъ спросилъ, что ему надо? И онъ долженъ былъ волей-неволей объяснить цѣль своего прихода. Выслушавъ желаніе его найти какое-нибудь мѣсто, Ѳомичъ пожалъ плечами и задумался. Въ комнатѣ воцарилась тишина, которую Михайло истолковалъ не въ свою пользу. Онъ сразу сдѣлался опять дикій и угрюмо осматривалъ компанію.

Наконецъ, Ѳомичъ сталъ разспрашивать, какую ему надобно работу, что онъ, откуда? Михайло разсказалъ, отрывисто и угрюмо, причемъ нисколько не смягчилъ своихъ дикихъ выраженій,

Слушая все это, Ѳомичъ и его товарищи улыбались. Ѳомичъ вспомнилъ лицо Михайлы — гордаго оборванца, спросилъ объ его имени и предложилъ ему сѣсть.

— Отчего же не хорошо тамъ? — спросилъ Ѳомичь съ улыбкой.

— Срамота! — рѣзко возразилъ Михайло и выразилъ на лицѣ величайшее презрѣніе.

— Хозяинъ, что-ли, не хорошъ?

— Нѣтъ, хозяинъ что-же, какъ обыкновенно… А такъ, вся жизнь — чистый срамъ, свинская.

— Грязная, ты хочешь сказать?

— И грязная, и свинская, и подлая — все есть! Думаешь только о томъ, какъ бы лечь спать, ходишь скотъ-скотомъ. Въ башкѣ цѣлый день ничего. Свинство — больше ничего.

Сидящіе переглянулись. По большей части рабочій жалуется на чисто-физическія невзгоды: мало пищи, непосильная работа, нѣтъ времени выспаться, плохое жалованье… но въ словахъ Михайлы было что-то совсѣмъ другое.

— Ты говоришь, въ башкѣ ничего? — спросилъ Ѳомичъ.

— Да, ничего. Пустая башка цѣльный день. То-есть лѣнь подумать почистить лицо. Встаешь утромъ — какъ бы поскорѣй обѣдъ пришелъ съ тухлою кашей. Пообѣдаешь — какъ-бы поскорѣй подъ рогожу спать. Прожилъ я тамъ мѣсяца эдакъ три и самъ на себя сталъ смотрѣть, какъ на скота, который, напримѣръ, не понимаетъ. Такая лѣнь на меня напала! Дай мнѣ въ ту пору кто-нибудь по мордѣ, я бы только почесался. Дѣлай изъ меня что хочешь — ничего не скажу. Какъ дерево какое. Прожилъ тамъ три мѣсяца я Боже мой! образа нѣтъ, чисто скотъ, даже спокойно, все равно какъ свинья залѣзетъ въ теплую грязь, лежитъ, и довольно спокойно ей!…