Пораженный необычайной дерзостью, Брант слушал Архипа открыв рот. Но когда вслед за выразительным жестом Архипа загоготала толпа и из нее послышались насмешливые возгласы, он в бешенстве вскочил:
— А, бунт, бунт! Солдаты! Первый взвод, беглым шагом сюда, марш…
Двадцать солдат, с ружьями наперевес, беглым шагом приблизились к столу.
— На правеж его, — задыхаясь, произнес Брант.
— Батюшки, спасите, родимые, не выдавайте, — отчаянно взмолился Архип, когда его схватили дюжие руки и поволокли.
— Не трошь его, не трошь, — послышались угрожающие голоса.
— Майор, — дрожащим голосом, на плохом немецком языке, заговорил Артемий Никитич, — отпустите этого несчастного. Вы видите, в каком настроении крестьяне. Не доводите их до крайности.
— Извольте молчать, — резко перебил его Брант, — я им покажу настроение. Солдаты, целься.
Солдаты приставили к плечу ружья. Толпа шарахнулась, как один человек.
— Ни слова! — махая руками, кричал Брант. — А то, — и он указал на солдат.
Толпа застыла.
— Отставь! — скомандовал Брант, и солдаты опустили ружья к ноге.
Наступила тишина, только с реки, куда поволокли Архипа, доносились отчаянные крики о помощи.
— Прекратите, довольно, — снова заговорил Артемий Никитич, обращаясь к Бранту, — не озлобляйте народа.
Брант взглянул на угрюмые лица крестьян, и их выражение, должно быть, и ему показалось зловещим.
Он понял, что если эти несколько сот людей, хотя и безоружных, но решительных и озлобленных, бросятся на них, то, пожалуй, его людям придется плохо.
— Карошо, я не жесток, довольно, — проговорил он. — Маленький урок есть.
Он махнул рукой и послал к реке солдата, тот побежал бегом.
Кочкарев сел рядом с приказными.
— Что ж теперь будет? — спросил он.
— Придется скот забирать, — ответил один из них. — Что еще с них взять-то… До города недалеко, а там уже есть и покупщик.
— Кто же? — спросил Артемий Никитич.
— А купец Стрекалов. Он, почитай, весь скот в воеводстве скупает. Воевода и полковник уже с ним поладили.
— Но что же они будут делать без рабочего скота, — воскликнул Кочкарев, указывая на крестьян. — Ведь они с голоду помрут.
Приказные с равнодушным видом пожали плечами.
Кочкарев схватился за голову.
— Душегубы, — пробормотал он.
Но что мог он сделать? Теперь только об одном он думал, как бы предотвратить кровопролитие, как уговорить крестьян не сопротивляться. На сердце его лежал камень. Ни одна такая «экзекуция» не кончалась благополучно.
«Да будет воля Божия!» — подумал он.
