Это тронуло меня и подбодрило. Я снова началъ вѣрить въ свое литературное призваніе.
— Если бы только мнѣ теперь найти человѣка, который сумѣлъ бы это прочесть! — сказалъ директоръ. — Да такого человѣка здѣсь нѣтъ!
Я призадумался. Въ концѣ-концовъ досадно, если какому-нибудь тамъ Бьёрну Петерсену придется произносить такую блестящую рѣчь; онъ ее испортить. Я не могъ вынести мысли объ этомъ.
— При нѣкоторыхъ условіяхъ я взялся бы, пожалуй, говорить, — сказалъ я.
Директоръ подошелъ ближе.
— Какія условія вы ставите? Я плачу семь кронъ!
— Этого мнѣ достаточно. Но самое важное, чтобы мое имя непремѣнно осталось между нами, чтобы никто не зналъ, кто будетъ говорить.
— Это я обѣщаю.
— Поймите, — сказалъ я;- человѣкъ съ такимъ признаніемъ, какъ у меня, не можетъ же читать лекцій о звѣряхъ.
Да, это онъ понимаетъ.
— Тогда я согласенъ оказать вамъ эту услугу.
Директоръ поблагодарилъ. Въ семь часовъ мы вмѣстѣ отправились въ рабочій союзъ. Мнѣ нужно было посмотрѣть звѣрей и сколько-нибудь познакомиться съ ихъ привычками. Оказалось, имѣются двѣ обезьяны, черепаха, медвѣдь, два волчонка и барсукъ.
О волкахъ и барсукахъ въ моемъ объясненіи не было ни слова, зато много говорилось о гіэнѣ изъ земли бушменовъ, о соболѣ и куницѣ, «извѣстной еще въ Библіи», и о страшномъ американскомъ сѣромъ медвѣдѣ. Относительно черепахи я блестяще сострилъ, что эта деликатная дама, созданная только для того, чтобы изъ нея варили черепаховый супъ.
— Гдѣ же соболь и куница? — спросилъ я.
— Здѣсь! — отвѣтилъ директоръ, указывая на волчатъ.
— А гдѣ гіэна?
Онъ указалъ, не задумываясь, на барсука и говоритъ:
— Гіэна здѣсь!
Я побагровѣлъ отъ гнѣва и сказалъ:
— Такъ не дѣлаютъ; это обманъ! Я долженъ вѣритъ въ то, о чемъ говорю; это должно быть моимъ глубочайшимъ убѣжденіемъ!
— Не будемъ ссориться изъ-за пустяковъ, — сказалъ директоръ. Онъ вытащилъ откуда-то бутылку водки и предложилъ мнѣ выпить.
Чтобы показать ему, что я ничего не имѣю противъ него лично, а недоволенъ только его темными спекуляціями, я выпилъ. Онъ выпилъ и самъ.
— Не портите мнѣ дѣла! — сказалъ онъ. — Рѣчь великолѣпна, звѣри тоже недурны, право же недурны; посмотрите, какой огромный медвѣдь! Только говорите, — тогда все сойдетъ отлично!
Зрители начинали собираться, и директоръ дѣлался все безпокойнѣе. Его судьба находилась въ моихъ рукахъ. Конечно, я не злоупотреблю своей властью. Да и некогда было теперь дѣлать измѣненій; а развѣ можно вложить столько чувства въ описаніе барсука, какъ въ картины жизни страшной гіэны? Если передѣлывать, произведеніе слишкомъ проиграетъ. Я не могъ этого допустить. Я сказалъ объ этомъ господину директору.
