«Вотъ странно!» подумалъ я. Попробовалъ опять провести по волосамъ — холодная дорожка.
Я думалъ:
«Что бы это холодное могло капнутъ сверху мнѣ на голову?» Я захватилъ цѣлую охапку дровъ, вернулся въ людскую, затопилъ печь и ждалъ, пока, изъ вьюшки будетъ мнѣ свѣтитъ.
Потомъ я принесъ зубъ и подпилокъ. Кто-то стукнулъ въ окно, я взглянулъ. Крѣпко прильнувъ лицомъ къ окну, стоялъ человѣкъ: чужой, я не зналъ его, но вѣдь я зналъ весь приходъ. У него была большая рыжая борода, шерстяная красная повязка вокругъ шеи, зюдвестка на головѣ.
Тогда я не сообразилъ, и только потомъ мнѣ пришло въ голову, какъ я могъ его разглядѣть ясно въ темнотѣ, какъ-разъ на той сторонѣ дома, которая была въ тѣни? Я видѣлъ лицо съ ужасающей отчетливостью, оно была блѣдно, почти бѣло, и глаза неподвижно уставились на меня.
Прошла минута.
И вдругъ человѣкъ захохоталъ. Это былъ негромкій прерывистый смѣхъ, однако, ротъ былъ раскрытъ, а глаза уставились на меня — человѣкъ смѣялся.
Я бросилъ, что у меня было въ рукахъ; холодная дрожь пронизала меня съ головы до пятъ. Въ ужасной пасти смѣющагося лица передъ окномъ я увидѣлъ вдругъ черное отверстіе въ ряду зубовъ — не хватало одного. Я сѣлъ, окоченѣвъ отъ ужаса. Прошла еще минута, лицо стало мѣняться, оно стало ярко-зеленымъ, потомъ ярко-краснымъ, улыбка, однако же, оставалась. Чувства я не лишился, я замѣчалъ все, что кругомъ дѣлалось; огонь освѣтилъ достаточно ярко черезъ вьюшку, онъ бросалъ полоску свѣта, которая тянулась до другой стѣны, гдѣ стояла лѣстница. Я слышалъ тиканье часовъ въ сосѣдней комнатѣ. Все я видѣлъ такъ отчетливо, что даже замѣтилъ зюдвестку на головѣ человѣка передъ окномъ — она была выцвѣтшаго чернаго цвѣта съ зеленымъ кантомъ.
Вдругъ онъ откачнулъ голову отъ оконной рамы, началъ опускаться все ниже, скрылся наполовину въ окнѣ. Онъ точно соскользнулъ подъ землю. Больше я его не видѣлъ. Я былъ страшно перепуганъ, дрожь пробирала меня. Я искалъ зубъ на полу, но не смѣлъ оторвать глазъ отъ окна, — вдругъ лицо покажется опятъ.
Найдя зубъ, я рѣшилъ сейчасъ же снести его на кладбище, но не хватало смѣлости. Я все сидѣлъ и боялся шевельнуться. Я слышу на дворѣ шаги, я думаю, что это одна изъ служанокъ стучитъ своими деревянными туфлями, но крикнутъ не рѣшаюсь, — шаги удаляются. проходитъ вѣчность. Огонь въ печкѣ начинаетъ потухать, и не откуда ждать спасенія.
Тогда, стискивая зубы, я встаю. Открываю дверь и вхожу, пятясь, изъ людской, не спуская глазъ съ окна, у котораго стоялъ человѣкъ. Очутившись на дворѣ, бросаюсь въ конюшню, чтобъ кто-нибудь изъ рабочихъ проводилъ меня черезъ кладбище.
