— Я люблю міръ, — говорилъ докторъ, — я цѣпляюсь руками и ногами за жизнь. И когда я умру, я надѣюсь получить свое мѣсто въ вѣчности какъ разъ надъ Лондономъ или Парижемъ, чтобы я могъ постоянно, постоянно слышать шумъ человѣческаго канкана.
— Великолѣпно! — воскликнулъ я и закашлялся отъ смѣха, хотя я былъ совершенно трезвый.
Эдварда, кажется, тоже была въ восторгѣ. Когда гости начали уходить, я забрался въ маленькую сосѣднюю комнату, сѣлъ и началъ ждать. До меня доносилось съ лѣстницы одно «прощайте» за другимъ, докторъ тоже простился и вышелъ. Скоро замерли всѣ голоса. Сердце мое сильно билось, пока я дожидался.
Эдварда вернулась назадъ. Увидя меня, она, удивленная, остановилась, затѣмъ, улыбаясь, сказала:
— Ахъ, такъ это вы. Это было любезно съ вашей стороны дождаться до самаго конца, я до смерти устала.
Она продолжала стоятъ. Я сказалъ, вставая:
— Да, вамъ нужно теперь отдохнуть. Надѣюсь, ваше дурное настроеніе прошло, Эдварда? Вотъ незадолго передъ тѣмъ вы были такая печальная, и это огорчало меня.
— Это все пройдетъ, если я высплюсь.
Мнѣ нечего было больше говорить, я направился къ двери.
— Благодарю васъ за сегодняшній вечеръ, — сказала она и протянула мнѣ руку. Но когда она хотѣла меня проводить до лѣстницы, я старался отклонить это.
— Это совсѣмъ ненужно, — сказалъ я, — не безпокойтесь, я могу; прекрасно одинъ!…. — Но она все-таки проводила меня. Она стояла въ сѣняхъ и терпѣливо ждала, пока я отыскивалъ свою шляпу, ружье и ягдташъ. Въ углу стояла трость; я прекрасно видѣлъ ее, я пристально смотрю на нее и узнаю, эта трость принадлежитъ доктору. Когда она замѣчаетъ направленіе моего взгляда, она краснѣетъ отъ смущенія; по ея лицу можно было ясно видѣть, что она нетерпѣлива и ничего не знаетъ про палку. Проходитъ цѣлая минута! Наконецъ, бѣшеное нетерпѣніе овладѣваетъ ею, и она говоритъ, вся дрожа:
— Ваша палка, не забудьте же вашей палки. — И я вижу собственными глазами, что она подаетъ мнѣ палку доктора,
Я посмотрѣлъ на нее, она все еще держала палку, ея рука, дрожала. Чтобы положить этому конецъ, я взялъ палку и, поставивъ ее опять въ уголъ, сказалъ:
— Вѣдь это — палка доктора. Я не могу понять, какъ этотъ хромой человѣкъ забылъ свою палку.
— Вы, съ вашимъ «хромымъ человѣкомъ!» — воскликнула она озлобленно и сдѣлала шагъ ко мнѣ. — Вы не хромаете, нѣтъ, но если бы вы сверхъ всего еще хромали, то вы передъ нимъ не устояли бы. Вотъ что!
Я искалъ отвѣта, но мнѣ нехватало словъ, я молчалъ. Съ глубокимъ поклономъ я вышелъ, пятясь, изъ дверей на лѣстницу. Я постоялъ здѣсь немного, напряженно смотрѣлъ прямо передъ собой, потомъ ушелъ оттуда.
