Пасторъ вызвалъ Бонони.
«Вотъ тебѣ за твой длинный языкъ!» испугался Бенони. «Пасторъ услыхалъ, чѣмъ я тутъ похваляюсь, и теперь хочетъ разорить, погубить меня». Но дѣлать нечего, — коли вызываетъ, надо идти. Бенони снялъ шапку передъ второй дверью и вошелъ.
Но пасторъ не былъ на этотъ разъ грозенъ. Напротивъ, онъ попросилъ Бенони объ одной услугѣ.
— Видишь эти песцовыя шкурки? — сказалъ онъ. — Онѣ лежатъ у меня съ начала зимы. Никакъ не удается сбыть ихъ здѣсь. Отнеси-ка ихъ къ Макку въ Сирилундъ.
У Бенони сразу отлегло на сердцѣ, и онъ принялся тараторить:
— Это я непремѣнно сдѣлаю. Сегодня же вечеромъ, въ шесть часовъ.
— Скажи Макку отъ меня, что песецъ теперь въ цѣнѣ отъ восьми до десяти спецій-далеровъ.
А Бенони на радостяхъ опять затараторилъ: — Десять спецій-далеровъ? Скажите — двадцать! Вамъ не зачѣмъ отдавать ихъ за безцѣнокъ; съ какой стати?
— И потомъ принесешь мнѣ деньги, Бенони.
— Съ первой же почтой. Провалиться мнѣ грѣш… Принесу и выложу чистоганомъ вамъ на столъ.
Переваливая черезъ гору домой, Бенонк не чувствовалъ ни голода, ни усталости, — такъ онъ былъ доволенъ собой и жизнью.
Шутка-ли, самъ пасторъ началъ пользоваться его услугами; такъ сказать — включилъ его въ свой семейный кругъ! Когда-нибудь и фрокенъ Роза сдѣлаетъ еще шагъ къ нему.
Въ самомъ дѣлѣ, онъ получилъ за шкурки по десяти далеровъ и доставилъ деньги въ цѣлости. Но пастора на этотъ разъ не было дома; Бенони засталъ одну пасторшу, и пришлось ему отсчитать бумажки ей. Его угостили за хлопоты кофеемъ и прибавили еще на чаёкъ.
Бенони вернулся къ себѣ домой; голова у него такъ и работала. Пора было фрёкенъ Розѣ рѣшиться на что-нибудь! Дѣло шло къ веснѣ; откладывать не время.
И онъ сѣлъ за письмо пасторской дочкѣ. Вышло хорошо. Въ концѣ-концовъ онъ напрямикъ просилъ ее не погнушаться имъ окончательно. И подписался: «съ глубочайшимъ почтеніемъ Бенони Гартвигсенъ, понятой».
Онъ самъ отнесъ письмо…
Но жизнь перестала баловать Бенони. Его похвальбы и безсовѣстныя выдумки за рождественской чаркой дошлитаки до сосѣдняго прихода и до самой пасторской дочки. Настали черные дни.
Пасторъ опять вызвалъ Бенони. Бенони разодѣлся, какъ у него вошло за послѣднее время въ привычку: въ двѣ куртки, одну поверхъ другой, чтобы можно было распахнуть верхнюю. н рубашку надѣлъ самую лучшую ситцевую.
«Вотъ и отвѣтъ на мое письмо», подумалъ онъ. «Пасторъ хочетъ знать мои намѣренія; онъ правъ; мало ли на свѣтѣ негодныхъ соблазнителей и обманщиковъ; только я-то не таковскій!»
