За лето один бок подвески ушел в мелкий галечник, и прочитать название фильма можно было уже с трудом.
Лариска заглядывает внутрь, трогает скамью и задумывается. Может быть, ей тоже хотелось стать артисткой кино и быть такой же знаменитой, как итальянская КК?
— Пора, — я трогаю ее за плечо. Мы поворачиваем и направляемся к яме с моржатиной, будь она трижды проклята!
Лариса знает, что требуется: молча развязывает рюкзак и достает моток капронового троса.
Она старается не глядеть в яму с убитым медведем. А я гляжу. Пасть оскалена, передние лапы трогательно сложены на брюхе. В шерсти застрял коробок спичек — мой. Может быть, действительно не затевать всю эту возню? Ведь поймут — несчастный случай и ничего с этим не сделаешь. Нет, это может навсегда повредить делу. Поползут слухи: охотовед убил медведя. Лариска раздумывает, прыгать на медведя ей явно не хочется. В глазах страх. Она беспомощно, словно ища защиты, виновато оглядывается на меня.
— Давай, лапочка, — я легонько подталкиваю ее.
Зажмурившись, она прыгает, держась одной рукой за край ямы.
— Подведи трос под спину и свяжи на груди, — говорю я. — Мы это дело мигом…
Она приподнимает голову медведя и сразу опускает, на лице брезгливая гримаса:
— Костя, там кровь…
— Ну и что, что кровь! — кричу я. — Что там, одеколон должен быть? Поторопись. Нам еще дел до чертовой бабушки.
Она довольно проворно делает все, что надо.
— Давай руку. Выбирайся. Твои миссия окончена.
Я перекидываю трос через плечо и здоровой рукой тяну. В ту же минуту мне становится ужасно тоскливо. Не вытянуть нам этого медведя, не вы-тя-нуть! Раньше я поднимал стокилограммовую штангу! Но ведь двумя руками. Да и не медведя из ямы, в конце концов… Однако тяну изо всех сил, и глаза у меня, наверное, наливаются кровью. Напряжение передается в больную руку, она вспыхивает пламенем.
Лариска вертится вокруг меня, не зная, как помочь. Мы поворачиваемся лицом к яме и тремя руками тянем трос на себя. Бедняжка, в ее бесплодных усилиях есть что-то трогательное, в глазах не то усталость, не то отчаяние. Когда-то я эти глаза уже видел…
Константин
Кажется, прошел уже год, или больше, когда меня нашло ее первое письмо. «Напиши, как ты там, расскажи о Чукотке…» Письмо без эмоций. Правда, в конце вопрос: «Один ли?» Отвечать не стал, не хотелось ворошить старое. К тому времена я уже был не один, но еще не вдвоем — середина-наполовину. И еще через год, а может быть, через полтора, второе письмо. Уже конкретная просьба: «Пришли мне, пожалуйста, вызов, мечтаю попасть на Чукотку! Только не думай, что к тебе, мешать тебе не буду и даже встречаться не буду. У меня своя жизнь». Рассеянно представив ситуацию, когда она будет жить рядом и нам придется волей-неволей встречаться в нашем крошечном городке, я не ответил и на это письмо. К тому времени я был не один, но уже что-то назревало, слабые, еле ощутимые толчки пока очень далекого душевного землетрясения. Я спасался командировками и много работал.
