— Лена, — протянула она руку, как-то озорно и вместе с тем стеснительно улыбнулась, одернула халат. — Как там мой жених?
— Нормально. Завтра поедем. Осталось оцинкованную ванну купить да тазик. Заказывал.
Елена Станиславовна рассмеялась:
— Сразу и ванну? Ребенка купать будем?
Я пожал плечами, потому что поддерживать шутливый тон мне почему-то не хотелось.
— Может, для стирки, — сказал я.
— Стирать удобнее на машинке. Я уж и забыла, как это делается в корыте.
— Электричества пока нет, но скоро привезем движок, хоть свет будет.
— Волнуюсь я. Какой человек окажется…
— Да он ничего, приноровиться можно. Грибов там, ягод — пропасть! Рыбы полно. Понравится.
— Я гостинцев везу Устину Анфимовичу: варенье из собственного сада, носки теплые, рубашку.
А мне, честно говоря, стало тоскливо. Я почувствовал вдруг ту огромную ответственность, которую взвалил на свои плечи. Мне тогда казалось, что с Верхососовым, если кто и сможет ладить, то только я, а не какая-то там Елена Станиславовна, мастер с Майкопской шпагатно-веревочной фабрики.
Драгомерецкий суетился, приговаривая:
— Не знаю, не знаю, эк! Больно уж характер… того… труден. Да и тундра, эк, тундра… Может, пока у меня поживете, Лена, осмотритесь?
— Нет, коли забралась в такую даль, теперь уж — до конца, — твердо сказала гостья.
Луноход до обеда чинил бензонасос, подтягивал гусеницы. Мы ходили вокруг вездехода, в сотый раз перекладывая ящики и мешки с продуктами. Елена Станиславовна изредка посматривала в зеркальце, поправляла волосы, осторожно стирала мизинцем помаду с уголков губ. Волновалась. Вчерашняя простота в ней исчезла, и теперь она смотрела на расхристанного Лунохода, на грязь и печальное небо отчужденно, если не враждебно.
С горем пополам мы втиснули ее на изорванное сиденье возле водителя. Она села неестественно прямо и, даже когда вездеход рванулся с места, за масляные поручни не ухватилась.
Драгомерецкий мгновенно задремал. Луноход повернулся ко мне и с ходу влетел в озерцо. Шматки грязи ударили в лобовое стекло. Невеста вскрикнула, пришлось уцепиться за поручни. В кабине сделалось темно, Елена Станиславовна, словно ища защиты, посмотрела на меня. Мой безразличный вид ее успокоил, она поерзала на сиденье и затихла.
Возле первой речки перекусили, слегка выпили из свадебных запасов. Елена Станиславовна молчала, только все оглядывалась, пытаясь что-то увидеть.
— Тундра… Такая вся?
— Какая?
— Пустынная, мокрая и… унылая. Здесь даже растений нет.
