Я приостановился для эффекта и бросил взгляд на Тузика. Она спала. Руки ее были разбросаны по грубой ткани обивки, лицо решительно отвернуто в сторону от меня, ресницы лежали спокойно. Я погладил ее по щеке и вытряхнул из пачки новую сигарету...
18
Под утро, когда сквозь тюлевые занавески уже просочился бледно-розовый японский свет, в дверь сильно постучали. Я вздрогнул и, не то что проснувшись, а просто очнувшись от размышлений, посмотрел на Таню. Глаза ее были раскрыты и ясны, как будто она не спала. Она высвободила из-под пледа, в который закуталась во сне по плечи, руку и, протянув ее ко мне, приложила теплую влажную ладонь к моим губам.
—Молчи, — прошептала она, улыбнувшись. — Мы еще спим.
В дверь снова резко застучали. Потом, после паузы, голос старухи крикнул:
—Таня!
Смеясь, Таня что-то прошептала, но я не расслышал и нагнулся к ней.
—Аркаша уезжает, — шепнула она прямо мне в ухо, и я поежился: не выношу щекотки. Должно быть, ей понравилась моя гримаса, потому что, помедлив, она выдохнула еще:
—Прощаться пришел.
Мне стало легко: я понял, что самое трудное прошло, что кризис доверия миновал.
—Таня! — разгневанным голосом позвала старуха. — Ну и леная девка, прости господи, не дай бог невестку...
Таня обняла меня за шею, посмотрела в глаза:
—По-моему, ты хороший.
- По-моему, тоже, — ответил я. Не отпуская меня, она приподнялась и дотянулась до моих губ...
—Значит, так бывает, — сказала она, когда я осторожно опустил ее на подушку.
Как?
А так, чтобы просто. Знаешь, как в море купаешься: горько, глаза щиплет, а в реке просто.
Ты о чем?
Ну, я же до тебя целовалась. Думаешь, мало? Очень много раз. Я вообще ветреная девчонка была.
Была?
Была. И самое ужасное — испорченная: целуюсь — а не нравится, не нравится — а целуюсь.
С теми мальчишками?
Ага. И с ними тоже. А ты разве никогда?
Было, — неохотно сказал я. Не люблю я разговаривать на подобные темы.
И много раз?
Во всяком случае, меня много раз об этом спрашивали.
Она с любопытством взглянула мне в лицо.
Сердишься? А я наврала тебе. Как тогда, про человека. Один раз только было.
Зачем наврала-то хоть?
Не знаю... Само получилось. Хотела сказать, что с тобой просто... как в реке...
В реке плыть труднее, — сказал я.
Зато просто, — убежденно повторила она. — И вода сладкая.
—А знаешь, почему просто? Она глазами показала: не знаю.
Потому что мы сами по себе. Ты и я, и никого больше. Последние люди на земле. Мы никому ни в чем не обязаны и будем делать только то, что сами хотим. Хотим — будем сидеть вот так всю ночь, а хотим...
