На обширной площадке шла веселая работа. Комсомольцы и комсомолки в одинаковых костюмах (полосатая футболка со шнуровкой и синие сатиновые шаровары) осторожно расчищали хорошо сохранившийся каменный фундамент пушкинского дома. Складывали в аккуратную кучу битый кирпич. Землю и мусор в больших ивовых корзинах уносили вниз, к Сороти.
Пионерки в коротких синих трусиках, с алыми галстуками на голых шеях, старательно выпалывали цветочные клумбы. Ими командовала маленькая девушка, загорелая, кареглазая, носик как пуговка, на тугих щеках смешливые ямки.
Здравствуй, племя младое, незнакомое!— пропел Виталий Викентьевич и поклонился пионеркам, как на сцене. Потом позвал девушку: — Катюша, на одну минутку.
Здравствуйте, Виталий Викентьевич! — весело откликнулась Катя и, вытерев смуглые ладошки о сорванный лист лопуха, подошла к нам. Кивнула на нас с Галкой:
Ваши внучки?
Вздохнул Виталий Викентьевич:
—Ах, Катя-Катюша — красно солнышко, если бы это так. Я старый одинокий пень, и ничего больше. Яко наг, яко благ. Греюсь у чужого счастья, и за то судьбе спасибо. Это дочери нашего нового агронома.
Катя погладила Гальку по голове, а мне протянула руку:
— Здравствуй. Как зовут? В какой класс перешла?
Я ответила.
Пионерка? — спросила Катя. Я отрицательно покачала головой.
Что ж так? Ведь ты уже большая.
У нас в деревне не было пионеров,—виноватым голосом сказала я.
Вот те раз!—удивилась девушка. — И вожатого не было?
Был один, да сбежал.
Как это сбежал? — нахмурила Катя бровки- шнурочки.
Мальцы наши грозились его побить. Вот он и уехал обратно в город. И не вернулся. — Мне очень понравилась Катя-вожатая. Было обидно, что она хмурится, точно не верит моим словам. И я сказала не совсем уверенно:—Он, наверное, был не настоящий вожатый, а так...
Конечно, не настоящий! — сразу согласилась Катя. — Разве вожатый сбежит? Вожатый — тот же командир. А ты слышала когда-нибудь, чтобы командиры с поля боя бегали? А это дезертир какой-то. Примем мы тебя в пионеры, не горюй.
Я только вздохнула. Когда-то еще меня примут в пионеры... Мне бы вот сейчас с ними вместе...
По дороге домой Виталий Викентьевич сказал мне, что Катя-вожатая — дочь нашего секретаря райкома Соловьева, и очень ее хвалил. Боевая да деловитая, вся в своего папеньку. Катя-то хороша, что и говорить. А вот пионерки... Ни одна даже и. не взглянула в мою сторону. Разве не обидно?
Дом, в котором мы жили, стоял на центральной, Пушкинской улице, вымощенной крупным булыжником. В базарные дни чуть свет мимо наших окон тянулись крестьянские телеги. Оглушительно тарахтели по булыжнику колеса, одетые железными ободьями-шинами. Просыпалась Тоня, громко зевая, ворчала:
