Зайчики в трамвайчике,
Жаба на метле...—
и запрыгал по всей комнате, оглушительно заверещал:
— Ой, поймаю! Тоня, где мой сачок? Ой, зайчик! Лови его, лови!
Тоня поймала Вадьку и потащила умываться. Галька, сидя на матраце, жаловалась:
— Противная солома. Колючая. Не умею спать на полу.
Ничего, привыкнешь,— утешила мама. — Это полезно.
На Святую гору пойдем?— спросила я.
Сначала на озеро,— решила мама. — Там цветов на берегу нарвем. Потом пойдем к Пушкину. А после обеда, если не устанете, в Михайловское махнем.
Я обиделась:
Маленькие мы, что ли?
Ну хорошо,— сказала мама. — Возможно, нас подвезет дедушка Козлов, если будет свободен. Он обещал.
На шарабане? — спросил Вадька.
Да.
Ура! Шарабан, барабан, шарабан! . Тра-та-та-та!
Чего ошалеваешь? — одернула я братишку. — Оглумил совсем.
Фу, дочка, как ты разговариваешь! —поморщилась мама. — «Ошалеваешь», «оглумил»...
Я только хмыкнула. Привыкла, что поправляют. Но много, ох много еще в моем разговоре псковских хлестких словечек. Придется отвыкать. Тут не Сергиевка.
Наконец собрались. Мама и Тоню позвала, но та отказалась:
— Как же, есть у меня время прогуливаться. А кормить вас Пушкин будет? Поди, как волки голодные вернетесь.
Дорожка оборвалась у круглого пруда с берегами, сплошь заросшими осокой и камышом.
— А вот и озеро Таболенец,— сказала мама ,и присвистнула: — Ого! А в старину оно было большое и глубокое. На берегу, как раз там, где находимся сейчас мы, стояла маленькая деревушка — слободка Таболенец. И жили в той деревушке монахи да крестьяне монастырские, рабы крепостные. Монахи ловили рыбу, собирали грибы-ягоды. Писали книги про старину. Да молились богу. А крестьяне работали на тех монахов: землю пахали, сеяли, жали, косили сено, скот пасли...
Я перебила:
Никак, это Федька, что суп у нас хлебал?— показала пальцем на понурую фигуру у самой воды.
Он самый,— согласилась мама. — Только не Федька, а Федя Погореловский. Федя! — окликнула она призадумавшегося босяка.
Федька резко обернулся, и угрюмое лицо его тут же преобразилось. Обнажились в широкой улыбке Федькины желтые, прокуренные зубы.
Здорово, Настя!
Ого, какая у тебя память,— удивилась мама.— Запомнил имя. Ты что тут делаешь, Феденька? Золотую рыбку высматриваешь?
Федька важно надул щеки:
— На какой ляд мне рыбка? Службу справляю. Эва,— он кивнул на Вадьку (тот, встав на цыпочки у самой воды, как гусенок, вытягивал шею),— тонут же, цуцики, почем зря. Ты, Настя, не гляди, что оно смирное. В ем виры есть. Омута! Не подпущай мальца близко — враз затянет. Вот я и караулю. Которого мазурика поймаю тут на озере — парю за милую душу.— Федька потряс перед Вадькиным любопытным носом большим веником крапивы. Мама засмеялась:
