А чего ж тут не понять? Надо так надо. Вон Илюхина и забирайте. На нервы он мне действует. Надоел.
— Эй, кто там? Где?
Никого. На земляном столе открытой площадки сиротливо ночует «максимка». Но заряжен и даже наведен куда-то. Комбат Бессонов по-беличьи цокает языком и глядит на меня с явной укоризной, точно я и действительно виновата, что огневая точка оказалась заброшенной.
— Соловей, аллюр три креста. Илюхина сюда. В один момент!
Повторять приказание не пришлось. Связной нырнул куда-то в темноту и сразу исчез.
Стой! Кто идет? Пароль!.. — Комбат угрожающе вскинул автомат, круто развернувшись влево. Ну и слух. Как у сохатого. Мне и ни к чему. Мало ли звуков в ночной тишине, а вот капитан различил осторожные шаги, хотя даже и вода в траншее не булькнула. Так ходят или прирожденные разведчики, или бывалые фронтовики, да и то не все.
Мы это,— бодрый басок из темноты. — Пароль «нагель».
Сколько вас?
Раз. Я — Вахнов, рядовой. А, сам товарищ комбат. Здравия желаю.
Здравствуй,— кивнул комбат солдату поистине богатырского сложения. — Твой? — спросил про пулемет.
А то чей же?
Так как же ты бросаешь на произвол судьбы автоматическое оружие ?— вспылил комбат.
Извиняюсь. Я на одну минуточку. Курнуть к куму ходил. Он тут, рядом, бронебойщик Басков, земляк мой. Верите ли, колени к бороде без курева подвело. Ну и не стерпел, пока тихо.
Ладно. Так и быть, прощаем на первый раз. Так, старший лейтенант? — повернулся ко мне комбат. — Слушай, парень, вас же днем, когда я приходил, помнится, было трое? Так ведь?
Вахнов развел руками:
Что было, то сплыло. Один вот маячу. Пока жив.
Эва что! — капитан одобрительно похлопал Вахнова по плечу. — А ты знаешь ли, что вот про таких добрых молодцев когда-то сказал Фридрих Великий, король прусский? Русского, говорит, солдата надо два раза застрелить и потом еще толкнуть, чтобы он упал наконец. А ты — «пока жив». Мы помирать не имеем права. Тем более сейчас. И вот тебе новый командир роты. Прошу любить и жаловать.
Комбат дружески обнял меня за плечи.
Нравится? — спросил солдата.
А нам все одно. Что ни поп — то батька,— равнодушно отозвался Вахнов. Мне стало почему-то обидно. Вот как? Выходит: что ни попадья — то матка? Только и всего?
А все ж таки, товарищ комбат, позвольте поинтересоваться: это, что же, повсеместно теперича в армии женское засилье аль только нам такая честь?— с ехидным лукавством осведомился Вахнов.
Комбат рассмеялся:'
— Ишь ты остряк, струсил? — и пообещал:—Погоди, дай срок, она твой длинный язык урежет. Вот увидишь...
