— Люд, привет, вы еще не спите?
— Какой сон, ты че? — сухопарого телосложения Люда была в красном халате, очках с толстыми линзами и с бигудями на голове. — Это ж не семья, а какое-то гадство!
— Мам, ну, мам! — продолжал что-то канючить Саша, худой, веснушчатый и с коричневыми передними зубами.
— Нет, я сказала! — визгливо сорвалась Люда. — Иди на кухню уроки учить!
— Саш, на вот гостинец, я сегодня пирог пекла, — протянула я мальчишке тарелку с треугольным куском шарлотки.
— Обойдется! — перехватила тарелку Люда. — Уж все зубы сгнили! Гад! Ну-ка марш отсюда, я сказала! — она обернулась ко мне. — Нель, ну че уж последние куски от сердца отрываешь! — покачала она головой, имея в виду пирог.
— Да ты че говоришь-то, ерунда какая! — отмахнулась я. — Я ведь к тебе зашла кофту спросить расцветки леопарда.
— А, щас найдем. Куда собралась-то?
— Пайка! Люд, Райка! — раздался в этот момент крик Людиного мужа из зала.
Мы с Людой поспешили в зал, где по телевизору шла программа «Время». Я и толстый Людин муж, сидящий в кресле в майке и кальсонах, поспешно поздоровались, все внимание было приковано к экрану, где в это время Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна, прилетев в какой-то город, отвечали на вопросы окруживших их трудящихся в аэропорту. Сейчас Раиса Максимовна начала живо, уверенно и невпопад дополнять ответы мужа.
— Нет, ну и че она сказала? — комментировала происходившее на экране Люда. — Обязательно ей нужно было всунуться! — Люда постоянно говорила, что даже видеть супругу генсека не может, но тем не менее всегда предупреждала своего мужа, чтобы он звал ее к телевизору, если будут показывать Горбачеву. Мне казалось, что в глубине души Люда была рада существованию Раисы Максимовны, принесшей в нашу тусклую советскую политику яркие краски.
Я придерживалась такого же мнения, хотя и не пыталась его замаскировать. Порой, глядя на Горбачеву, мне казалось, что она, жена политика, и Гурченко, народная актриса, — разлученные в детстве сестры. Будто они попали в разные сферы, стали разными людьми, но генетическая начинка осталась одна, какую-то созидательную любовь к собственной индивидуальности я находила в каждой из них.
Люда продолжала возмущаться, на что ей противоречил муж, тут и я не выдержала, вмешалась, и мы с удовольствием, пока репортаж не кончился, подискутировали по поводу первой дамы СССР.
— Ну, пошли, — позвала меня Люда после этого в коридор, где был ее гардероб. В коридоре Люда увидела, что моя тарелка, стоящая на трюмо, уже пуста.
