Глупая улитка - Данил Валерьевич Гурьянов

— Я не люблю такое глазное дно, — сказала Алевтина Арнольдовна, осмотрев мою пациентку.

Я тихо ответил:

— Зато очагов нет.

Она не осталась в долгу:

— Ну и что? У меня был больной, у которого минус десять, а очагов все равно не наблюдалось.

Я уже не могу отличить, когда меня унижают, а когда нет. Мне кажется, что это делают всегда. Даже если нет повода унизить лично меня, унижают моих пациентов или что угодно, лишь бы это имело отношение ко мне. Все двадцать шесть лет своей жизни я терплю чьи-то насмешки. Отец, мать, мачеха, сводная сестра, одноклассники и однокурсники, девушка, которую я любил — мои враги. Из-за этого. Они уже остались в моем прошлом, но я все равно не прощу их. Не хочу. Они сделали мир вокруг меня злым, а всех людей похожими друг на друга. Однажды у меня был счастливый период, когда я нашел в жизни безграничную радость — занятия бальными танцами. Но я повредил коленный сустав и на этом все кончилось, не успев как следует начаться. Меня вытолкнули из мира стремительной красоты, и я возненавидел тех, кто остался.

Дальше нужно было заниматься тем, что не любишь и общаться с теми, кого еле терпишь. Я хронически чувствовал себя несчастным, но жизнь постепенно продвигалась и вывела в какой-то новый период. Это мое сегодня.

Я работаю окулистом в поликлинике при глазной больнице. Прием идет сразу в двух кабинетах. В коридоре всегда очередь из людей с жалкими выражениями лиц. Ни о какой любви к работе или пациентам нет речи. У меня, по крайней мере. Как не раз говорила моя медсестра, недавно ушедшая на пенсию: «За тридцать лет я стала здесь полуавтоматом». Раньше я боялся, что когда-нибудь тоже так скажу, а теперь не боюсь. Мне все равно. Все идет как идет. В принципе, ничего хорошего не происходит, но мне удобно. Бывало и хуже.

Алевтина Арнольдовна задала мне вопрос о сетчатке и сама на него стала отвечать, а я тайком посмотрел на часы. До конца рабочего дня уже не пятьдесят минут, а сорок. Потом будет еще меньше, и еще…

Старая тяжелая дверь хлопнула сзади, закрыв для меня больничный мир до завтрашнего утра. Мой путь домой занимает двадцать минут пешком. Я иду через парк, оживленную улицу, дворы. Город, в котором живу — типичная провинция. Ничего интересного. Просто населенный пункт. Земля скуки.

Но сейчас весна. И вокруг много молодых влюбленных, которые не скрывают свою нежность. Я им завидую. У меня такого не было. Моя любовь была неразделенной, об меня вытирали ноги. Я рад, что все закончилось. Я больше не страдаю как раньше, даже близко нет. Но оставшись без любви, я чувствую вокруг пустоту, меня мало что может заинтересовать. Наверно, сходное ощущение у стариков, когда они понимают, что все главное прошло, хотя жизнь еще не кончилась и чему-то нужно радоваться — птичкам, травке. И глобальное постигается не через вал, как в молодости, а через песчинки, пески… Впрочем, может ничего и не постигается. Все просто живут. Как полуавтоматы. Как я. Двигаются по своим делам. Каждый со своей скоростью. Гонщики привыкли мчаться, черепахи — ползти. Разницы нет. Потому что нет удивления себе. Все как обычно.