В подъезде Женьки на первом этаже стоял запах человеческой мочи, на втором — кошачьей, а когда я поднялась на третий, то поймала себя на том, что, принюхиваюсь, ожидая нового запаха. Мне стало горько и захотелось побыстрее оказаться в светлой Женькиной квартире. Соседи Женьки сверху и снизу — алкоголики, а справа и слева — проститутки, на лестничной площадке ее этажа ночует бомж, стаскивая перед носом все половинки в одну кучу в угол и утром расстилая их обратно, а во дворе Женькиного дома три месяца стоит бак с мусором, видимо, когда-то чихнувший и оттого извергший свое лишнее содержимое на обледенелую землю рядом — и вот посреди всей этой грязи откуда-то взялась чистая и теплая квартирка моей подруги. Туда и спешу.
Когда Женька открыла мне дверь, я все поняла по ее якобы счастливому лицу — у нее были незваные гости. Это оказалась Жанка, наша общая подруга. Она с действительно счастливым лицом сидела за столом и радостно закричала мне.
Жанка — хороший, отзывчивый и безобидный человек, но она любит, чтобы окружающие наслаждались общением с ней, ее весельем и именно ее счастьем. А как вы уже знаете, для меня это стало испытанием — наслаждаться чужим счастьем. А, значит, испытанием стала и Жанка.
Я выгрузила Женьке свой небогатый гостинец, села за стол. Жанка рассказывала что-то очень смешное, я тоже засмеялась. Я пришла к Женьке поплакаться, а меня заставляют искренне смеяться, и я испытала чувство вины перед собой по отношению к жизни: то я ругаю ее за несправедливость, то вдруг наслаждаюсь ею, хотя никаких сдвигов в пользу справедливости с ее стороны не произошло. Выходит, я сама несправедлива по отношению к этой жизни, чего же я тогда требую от нее?
Жанка рассказывала уже новую смешную историю, и мы с Женькой опять не удержались от смеха. Я снова испытала чувство вины: только пять минут назад я не мыслила свою жизнь без него, а сейчас не только живу без него, но и смеюсь без него и даже, наверно, чувствую себя в эту минуту счастливой, хотя я и без него. Это чувство вины за неопределенность в моем характере, самодовольно улыбаясь, укрепилось где-то внутри меня, но мне на помощь пришла умудренная и пожилая мысль, которая справедливо в очередной раз мне сказала: «Успокойся, посмейся немного, все равно ты от него никуда не денешься, ведь не можешь же ты куда-нибудь деться от самой себя. Дура». «А, может, и не дура!» — агрессивно выкрикнула другая мысль, молодая и самоуверенная. Если бы вы знали, как они меня достали — эти мысли, вечно что-то выясняют, бьются, находятся в постоянном противоречии, но без них невозможно. Бабы, одним словом.
