Эх ты, разъедреная шлея! Это она-то скотина? Одним махом я оказался рядом с конюхом. Тот еще не успел ничего осознать, как я схватил его зубами за холку и поволок к корыту с водой. Я удачно захватил противника, он не мог достать меня руками, только брыкающиеся ножонки в резиновых ногавках (люди называют их сапогами) лупили меня что было мочи. Я с разбегу и со всей злобы сунул его головой в холодную воду с ржавыми разводами. Он отвратительно визжал, попутно изрыгая брань, но сделать ничего не мог. Я макал его в корыто, со злобной радостью отмечая, что у него содрана кожа на лице и руках об острые края корыта. Я не сразу заметил, что мою битву с конюхом наблюдает начисто обалдевший от ужаса начкон. Наконец, выплюнув обессиленного конюха рядом с корытом, я налитыми кровью глазами глянул на начкона. Тот сполз по стене, а я влетел в правое крыло конюшни, куда вошла Она. Я пробежался мимо денников и только в самом дальнем увидел Ее. Она смотрела влажными темными глазами из-под каштановой челки, и за этот взгляд я готов был остаться здесь на целый век. Мне захотелось притащить конюха в зубах и бросить ей под ноги. Но я оставил эту мысль. Хорошенького понемножку! Хотя не думаю, что конюх сотворенное с ним охарактеризует «хорошеньким». Я тихо проржал ей и унесся в свой денник. Для ее безопасности я не хотел, чтобы обслуга узнала о моих чувствах.
Два дня прошли относительно спокойно. Меня не трогали, давали корм, выводили попить, но не гулять. Можно было предаться своим мыслям. От соседа-тракена я узнал ее имя. Сандана. Оно как взмах арабской сабли, как свист ветра в степи. Откуда же она взялась такая? Сосед охотно поведал. Сандана здесь второй год. Привезли ее с ипподрома, владелец отказался от нее. Для того чтобы Сандана быстрее бежала и выиграла на серьезных соревнованиях, ей вкололи наркотики. Допинг-контроль это вскрыл, и Сандану сняли с соревнований с «волчьим билетом». Больше она бегать не могла и, естественно, стала не нужна владельцу. Он ее и продал сюда «на племя». У Санданы отличная родословная и талант, и ее будущие жеребята заведомо чемпионы. Но дело в том, что за эти два года она не подпустила к себе ни одного жеребца, и начкон уже подумывает пустить ее на мясо.
Услышав последнее, я покачнулся. Кровавые всполохи в глазах заставили опустить веки.
— Ты что? — заволновался сосед. — Плохо тебе?
Я кое-как успокоил его. И с этого момента только одно владело мной: вырвать отсюда Сандану.
