Сердце статуи | страница 86



— И ушла голая?

— Где обнаружены вещи?

— В дупле старого дуба на участке Голицыных.

Тут, конечно, наступила выразительная пауза, и все взоры обратились на Надю.

— Вы обыскивали наш участок?

— Не догадался в свое время, к сожалению.

— Но как же вы…

— Узелок увидел Максим Николаевич из окна мастерской.

— Надя, я никому не рассказывал, потому что…

— Да, я понимаю.

Она вдруг встала и ушла.

— Побежала брату докладывать! — вырвалось у Федора Платоновича уже на ходу, и он исчез за дверью.

Тягостное молчание между нами троими нарушил доктор:

— Это брат нас в мае фотографировал?

— Да, ее брат.

— Крепкий парень. Он знал Веру?

— Так… мельком.

— Интересно. Что это там у них за дупло?

— С земли не видать, только из мастерской.

— Я не подозревал.

— И я! — перебил Сема. — Любопытная комбинация наклевывается.

— Рано радуетесь! — отрезал я с внезапным гневом. — Может, из вас кто подсунул.

Дверь открылась, брат с сестрой вошли как под конвоем.

— Эти вещи? — спросил Андрей, подходя к столу. — Не видел. 1 мая она была одета в серебристый плащ.

— А сумочка, босоножки? — уточнил Котов.

— Может быть. Не обратил внимания.

— Вы знаете, где обнаружены вещи?

— Понятия не имею.

— В дупле вашего дуба.

Андрей судорожно мотнул головой.

— Серьезно? Я их туда не клал. Надюша, конечно, тоже.

— Почему вы за нее отвечаете?

— Да, я за нее отвечаю.

— Вы помните, во что были одеты 10 июня, когда возвращались из Москвы?

— Не помню.

— Я вас как-то встретил на улице в белом импортном костюме.

— Ну и что? Это криминал?

— Макс, — заговорила Надя низким пронзительным голосом, — ты подозреваешь нас с Андреем в убийстве твоей женщины? — она глядела на цветную фотографию на столе: режиссер в окружении блестящих девочек.

Ее фраза показалась мне самой страшной из того, что тут было наговорено, самой зловещей. И я заявил бессвязно:

— Нет, Надя! Ты — моя женщина.

— Почему ж ты скрыл про дупло?

— Пойдем отсюда, деточка, — Андрей взял сестру за руку и потянул к двери. — Здесь нам делать нечего.

— Позвольте, товарищ Голицын…

— Не позволю. Шлите официальную повестку.

Она его послушалась. И дверь захлопнулась за ними, вновь просверкав закатной вспышкой, вновь погрузив в красноватый сумрак… оставив меня в полном смятении. Черт с ним, с убийцей, мне б оправдаться насчет дупла!

— Федор Платонович, что-то я перенапрягся…

— Свидетели на сегодня свободны, — распорядился Котов; если он был раздражен и разочарован, то чувства свои скрывал умело. — Обойдемся без подписки о невыезде?