Сердце статуи | страница 76



Больше всего Федора Платоновича поразило, что за мной кто-то следит.

— Непонятно, чего ради… Чем дальше углубляешься в эту историю, тем непонятнее. Вы еще на кладбище заметили?

— Кажется, еще в Москве… «заметил» — не то слово.

— Но какие признаки?

— Тревога, жуткое ощущение опасности… вдруг охватывает время от времени.

— Вы мне раньше не говорили.

— Я считал это следствием травмы, болезни. Казалось, ужас приближается, когда я вот-вот что-то вспомню. Но вчера… нет, еще раньше, мы с Семеном в Темь шли — проявился некто в кроссовках. А уж этой ночью! Ручаюсь: кто-то убежал от меня в лес.

— И вы дали понять своим друзьям, что начинаете вспоминать происшедшее?

— Я, действительно, вспомнил стук! Или… кто-то вправду стучался?

— Это крайне опасно, Максим Николаевич. Я попросил бы вас свои действия со мной согласовывать.

— Господи, да у преступника было сколько угодно возможностей меня добить!

— Не так-то просто с вами справиться в прямой стычке. А оружия у него, судя по всему, нет; не к тем кругам принадлежит, не к уголовным. Из вашего окружения, интеллигентского, так сказать. Голицына опознала маску?

— Вроде бы да.

— Все указывает на Колпакова. — Федор Платонович подумал. — Невысок, белые волосы, белая одежда. Мотив налицо. Но как уж все назойливо выпирает.

— Да. Убийца уничтожил бы улику.

— И не привез бы тогда маску с собой, чтоб лицо прикрыть… Вон, даже резинки или тесемок нет, не наденешь. Думаю, 10 июня маска уже была в вашей мастерской.

— Может, Семен хотел, чтоб я сделал с нее копию. Может, еще днем привез, когда надгробье забирал.

— И Колпаков ни разу не упомянул о таком важном моменте?

— Ни разу.

— Максим Николаевич, преступник все разбил, кроме этой штучки!

— И Сема мне ее подбросил?

— Здесь какая-то изощренная игра, но пока я не вижу смысла. Если Золотцев покрывает друга…

— И его же разоблачает, подбрасывая улику?

Федор Платонович заворочался в кресле, как медведь, и закурил свою «приму».

— Муторное дело. Но захватывает.

— Вы азартный человек, Федор Платонович?

— Есть грех. И ведь я почти свидетель, эпизод случился почти в моем присутствии — и тишина… Ну что, устроить вашим друзьям очную ставку?

— Выкрутятся. У них взаимное алиби, а Надя не сможет никого по-настоящему опознать, ведь она, в сущности, видела только маску.

— Все равно, Максим Николаевич, надо действовать, опередить убийцу. Ну, хоть поглядим, в каком направлении врать станут… прорвется ли ненависть, прямо скажу, исключительная. Тем более, заметьте, сговор (ежели он имел место) уже дал трещину, — Федор Платонович взял в руки маску, отливающую розоватым лоском под светильником, и припрятал в тот же потрепанный портфельчик с «лунной» одеждой. — Если удастся — на завтра вызову.