— Скончался! — меня вдруг осенило. — Женщина в автомобильной катастрофе.
Профессор посмотрел на меня с сочувствием.
— Не переживайте, я ничего не помню. Жена моего друга. И будто бы я любил ее.
— Ах, вот что!
— Нет, по-человечески. Мы только вчера на эту тему разговаривали, но ни о какой посмертной маске он не упоминал.
— Значит, ты ее не делал.
— Это еще вопрос. Да, ведь Колпаков к автомобилю вышел, когда мы с доктором…
— О чем ты?
— Так, мысли вслух. Можно позвонить?
— Пожалуйста.
Однако ювелир где-то в бегах пребывал, ни по одному из трех телефонов не отзывался.
— А в чем, собственно, соль?
— Пока не знаю, Святослав Михайлович. Пытаюсь нащупать причины и следствия в потемках.
— Как твое самочувствие?
— Держусь из последних сил, — вырвалось у меня.
— Тогда надо срочно в больницу! — всполошился Святослав Михайлович.
— Ну не могу же я от него прятаться?
— От кого?
— От убийцы. Да и не спрячешься.
— Он тебя преследует?
— Преследует. Иногда я это чувствую особенно остро, бывает, в самый мирный момент. Во сижу к ночи на веранде и ощущаю его присутствие так живо, ну прямо почти физически.
Тут я остановился, стыдно стало. А учитель сказал с глубокой грустью:
— Ты болен, Максим.
— Это само собой, это придает всему фантастический оттенок. Но по сути, Святослав Михайлович, я не ошибаюсь. Ведь я знаю убийцу, бессознательно знаю. Простите, если я вас напугал.
— Меня не так-то легко напугать, а уж тебя тем более, — старец зорко оглядел свои сокровища — алебастровую армию — и вздрогнул. — Вот вообразил, — пояснил несколько смущенно, — что вхожу в разнесенную вдребезги мастерскую — и мороз по коже продрал. Да, Максим, болезнь — да еще какая! — только не у тебя. У того, кто уничтожить тебя стремится. И ты, верно, чувствуешь слежку.
— Это такая мука, такая раздвоенность…
— Неужели никого нет из близких, кто б мог с тобой пожить? Может, мне подъехать?
— Простите, я бы никого сейчас не вынес. Есть одна девушка — необыкновенная… Мне кажется, я таких не встречал — так вот, даже ее выношу с трудом.
— Это очень понятно. Тебя, извини, не добили и преследуют — ты боишься подвергнуться опасности.
— Да, наверное, так.
— Конечно. Ведь при тебе, может — из-за тебя, убили ту, другую. Я тебя прошлый раз сравнил с титанами Возрождения, — Святослав Михайлович усмехнулся печально, — и враг тебе, видать, попался такой же, на равных.
Выйдя от него, я так задумался, что не заметил, куда иду; ни толкучки на тротуарах не видел, ни потоков машин… Точнее, видел — ни с кем не столкнулся и на перекрестках правильно переходил, — но отстраненно, из вне, как в кино. Шел будто бесцельно, а вдруг остановился и понял, что в определенное место шагаю, как в полубреду. Остановился возле витрины маленького магазина канцелярских товаров: книжечки, ручки шариковые, циркули, школьный глобус… В черно-стеклянной глубине что-то шевельнулось, дверца сбоку хлопала, выделилось мое лицо, бритое и оттого будто молодое. И так ясно я осознал, что за мной наблюдают. Обернулся, опершись руками о железное перильце; никаких праздных лиц вблизи, все спешат куда-то, автомобили по мостовой мчатся, грузчики тюки в магазинчик волокут… Мерещится, что ль? Кому я нужен? И где я? Где-то в центре, а район незнакомый. Но почему-то нужно обогнуть «канцтовары» и войти во двор. Обогнул, вошел.
