— Нет, увольте.
— Иван Петрович? Семен?
— Ваши друзья?
— Так называемые. Я никем не дорожу, просто никого не помню, — я закурил, протянул пачку Андрею.
— Не курю.
— Ах да, вы же спортсмен.
— Дилетант, любитель.
— И чем занимаетесь?
— Каратэ.
Про каратэ я, кажется, слыхал. Какая-то убойная забава.
— Андрей, почему вы на дачу 10 июня в пятницу приехали, а не в субботу, как собирались?
— Это вам Надя сказала?
— Да.
Он пожал плечами.
— Да так, захотелось из Москвы вырваться, на две недели перед этим застрял.
(Вполне вероятно, что явился он застать сестру врасплох — со мной).
— А когда вы увидели женщину…
— Я не смогу опознать ее, лица не рассмотрел.
— То не заметили два силуэта в окнах мастерской?
— Нет.
— И сразу легли спать?
— Сразу, — помолчав, он счел нужным объяснить: — У меня крайне утомительная работа, иногда по двенадцать часов.
— Вы воспитали Надю?
— Я вам не доверяю, Максим Николаевич, — заявил он вдруг бесстрастно.
— Почему?
— По инстинкту. Терпеть не могу богему, случайных связей, вспышек сладострастия или безумия.
— Безумия?
— Повторю вас же: кто, в своем уме, мог уничтожить статуи?
— Вы намекаете, что я в невменяемом состоянии…
— Не вы! Слишком вы ими дорожили. Но вот спровоцировать человека на такую дикую акцию — могли.
— Как вы себе это представляете? Я стоял и смотрел, как безумец беснуется, размахивая кувалдой?
— Значит, сначала он сокрушил вас.
— А потом женщину? А потом мои работы? И вы еще спрашиваете, что я с ним сделаю, когда вспомню? Я истреблю это чудовище.
Андрей побледнел, но продолжал упрямо:
— Вы ведете борьбу за свою жизнь — это ваше право. Мое — защитить единственно близкого мне человека.
— Вы правы, Андрей, со мной ей грозит опасность. Я чувствую слежку.
— Слежку?
— Как будто кто-то за мной наблюдает… Я останусь один.
— Даете слово?
— Клянусь. Увезите ее в Москву.
— Это не просто.
Андрей покусал губы, стряхнул головой, откидывая волосы, — нервные, однако, привычки у столь бесстрастного сильного молодого человека, спортсмена.
— В случае чего вы подтвердите все, что я ей скажу?
Понятно, что он скажет: у Дон Жуана (проще — бабника) новая любовь.
— Да. Действуйте.
Он стремительно встал и пошел по аллее; вернулся, заговорил, будто оправдываясь:
— Вы великодушны, не ожидал. Хочу ответить откровенностью.
— Да ну? Из-за моего великодушия?
— Не только… пригодится на будущее, — произнес он многозначительно. — Вы должны знать: Надя очень ранимый человек.
— Да, понимаю.
— Что вы понимаете? Она осталась сиротой в три года…
