— Вот, Андрей, веду следствие.
— Желать больше нечего?
— Нечего. Жизнь не мила, покуда не найду убийцу.
— И что вы с ним сделаете?
— Как что?
От такого прямого вопроса я растерялся… ни разу эта мысль в голову не пришла.
— Казните сами? В органы сдадите? Или простите?
— Как можно простить?
— Ах, на вас напал. Дорожите своей шкурой?
— И моя шкура чего-то стоит. Но он убил женщину.
— Какую женщину?
— Веру Вертоградскую. Вы ее видели т о г д а в моем саду в четверть одиннадцатого.
Андрей поморщился.
— Видел. Но из чего следует, что она убита?
— На моем полутрупе, так сказать, была обнаружена ее кровь.
— А не вы ли эту женщину…
— Другая кровь не смешалась с моей, следователь сказал. То есть к тому времени меня уже свалили ударом кувалды.
— Поразительная история! — Андрей остановился и смотрел на меня странным острым взором голубых глаз. — Куда делся ее труп?
Я почувствовал его внезапный жгучий интерес, чем и воспользовался: сел на лавочку меж двух сосен. Андрей присоединился.
— Это главная загадка. Ни дачники, ни приехавшие из Москвы (вы в том числе), ни следователь с невестой, ни ваша сестра ничего не видели. Ну, женщину в крови, убитую или раненую у кого-то на руках. И машина вроде на улице не появлялась.
— В саду закопали?
— Не успели бы: Надя меня сразу обнаружила и позвонила в милицию. Ну а те провели обыск; позже даже собаку привели — ни малейших следов.
— Но если прятать в доме! — воскликнул Андрей. — Возникнет запах разложения.
— В моем доме не пахнет, — коротко отозвался я, возникла пауза, мы молчали. А в его доме? — пришла закономерная мысль. Перебросить через невысокий штакетник и… и дать показания, что он видел ту женщину? Ерунда! И все же этот вдруг вспыхнувший интерес к преступлению неспроста.
— Вы знали Вертоградскую?
— Нет.
— Но на даче бывали весной?
— Приезжал огород копать, с любовницами вашими не знакомился.
— Андрей, мне так хорошо с вашей сестрой… не возмущайтесь — по-человечески хорошо, спокойно. Я б на ней женился, но я болен.
— Так чего сыщика из себя разыгрываете?
— Чтоб выздороветь.
— И кого вы подозреваете? — спросил он вкрадчиво-нервно (чего он так нервничает?).
— Не знаю, просто голова раскалывается. Ну, кто в здравом уме вдребезги разнесет скульптуры?
— К вам вернется память?
— Мне кажется, если я вычислю убийцу — да. Но не уверен, что мне этого хочется.
— Почему же?
— Доктор говорит: я подсознательно боюсь вспомнить, потому что этот тип мне дорог. Но кто мне дорог — вы?
