— Баба! Баба! — обрушивалась она на него, как будто сама не была бабой. — У кошки поучись!
— Не буду ластиться. Не буду мяукать, — храбро защищался дед.
Уж до чего бабушка меня любила, но и я не мог сравниться с нашей кошкой. Со мной старуха никогда не садилась вместе есть, а с кошкой и завтрак делила, и обедала, и ужинала чем бог послал. У кошки даже было свое место за столом — она взбиралась на табурет напротив бабушки и смотрела на нее, как бабушка в молельне на раввина.
Охотиться за мышами у кошки не было никакой надобности. Чтобы размяться и совсем не разжиреть, она иногда устраивала охоту на дедовы часы. Ухватится за длинную цепочку и давай таскать по дому. Дед вскакивал и принимался гоняться за ней, как за нечистой силой.
— Брысь! — вопил дед. — Брысь! Даниил! Помоги забрать у этой бездельницы часы господина Каганаса!
Мы гонялись с ним вместе за кошкой, но я совсем не спешил забирать у неё часы господина Каганаса. Мне было весело, а дед хватался за грудь, опускался на топчан и, тяжело дыша, произносил свои любимые слова:
— Все против меня. Все против меня.
Не было года, чтобы кошка не приносила по шесть, а то и по семь котят. Бабушка складывала их в мешок и уносила на речку.
— Скоро в нашей речке котят будет больше, чем рыбы, — ворчал дед.
— А ты их прокорми! — сердилась старуха. — Ты меня не можешь прокормить.
Кошка подошла к кровати и стала ластиться ко мне. Иосиф нагнулся, хотел было поймать ее, но та оцарапала его, и он отдернул свою кривую, заскорузлую, как корень, руку. — Ты уж, брат, не обессудь. Без старухи не могу… Погоди… Придет с базара — поговоришь… Хотя вряд ли она ее одолжит.
Дед вдруг осекся и прислушался. Его заросшие волосами уши уловили негромкие, но твердые шажки бабушки.
— Вы уж лучше побеседуйте наедине, — сказал дед и заковылял к себе в комнату.
— У меня что-то часы барахлят, — пытаясь отплатить старику за доброту, пробасил могильщик. — Я их тебе как-нибудь подброшу.
Одноногий собирался подбросить деду свои часы с незапамятных времен. Я слышал это и на кладбище, и на богослужении — они с дедом всегда молились рядом, и на берегу речки, и в кабаке. Но могильщик так и не подбрасывал их. По-моему, у него вообще часов не было. Он их просто придумал от жалости к деду. В самом деле, кому нужны на кладбище часы? Никому.
Бабушка вернулась с базара не одна. Из плетеной корзины выглядывали два гуся. Их длинные белые шеи тянулись вверх, как стебли.
— Что здесь делает мой бывший жених? — хмуро спросила бабушка и поставила на пол корзину.
