— Твои письмена — дерьмо, и глина, и камни, — пьяный дед едва ворочал языком. — Не отдам я тебе Даниила. Ни за какие сокрови…
Старик не договорил, уронил голову на стол, где стояла глиняная миска с двумя картофелинами в мундире. Гладкая и тусклая, дедова голова сама походила на прилежно очищенную картофелину со вздрагивающими голубоватыми прожилками.
Через неделю деда увезли. Старик, не желавший и слышать о богадельне, вдруг согласился. По правде говоря, я не сразу раскусил его хитрость.
Когда председатель общины, владелец бензоколонки Эфраим Клингман, принес ему билет на поезд и объяснил, как туда добраться, дед сказал:
— Одну секундочку, реб Эфраим. Я только кое-что прихвачу с собой.
— Ради бога, не беспокойтесь. Вы будете там всем обеспечены, — заверил владелец бензоколонки и погладил свою дремучую бороду.
— Сейчас, сейчас.
Дед прошел в свою комнату и вернулся с лупой.
— Лупа? — удивился Эфраим Клингман. — Зачем вам в богадельне лупа?
— Хороший часовщик, реб Эфраим, лупу с собой даже в могилу берет, чтобы не каждый паршивый червяк его кости глодал.
— Как вы можете, — поморщился владелец бензоколонки.
— Часовщик берет лупу, портной иголку, сапожник шило, а вы?
— Что я? — надулся Эфраим Клингман.
— Вы что возьмете? Запах бензина?
На станции дед сказал провожавшему его могильщику:
— Посмотри за Даниилом. Я скоро вернусь.
Когда поезд отошел от станции, Иосиф подошел ко мне и пробасил:
— Судьбу не перехитришь.
— Что?
— Ты знаешь, малыш, почему твой дед поехал?
— Не знаю.
— Богадельня там же, где и тюрьма. В том же городе. Старик решил повидать Саула.
Я стоял, ошарашенный, и едва сдерживал слезы. Бедный дед! Он, видно, забыл, что отец бежал из тюрьмы, был пойман и сослан в другой город, где-то на севере Литвы. А может, бабушка не успела ему перед смертью сказать об этом.
Вдаль убегали умытые первым весенним дождем рельсы, такие бессмысленные без поезда, без гудка паровоза и чумазого лица машиниста.
— Он сбежит из богадельни, — сказал я, глядя на рельсы и мигая, чтобы не заплакать.
— Не те ноги, — буркнул могильщик. — Ну как, малыш, пойдешь ко мне в ученики?
— Нет.
Теперь рельсы были похожи на двух пустившихся наперегонки змей.
— Настоящий мужчина не должен спешить с ответом. Подумай.
— Нет.
— Еще раз подумай. Или, может, ты соскучился по приютским харчам?
Я бросился бежать со станции и опомнился только, когда влетел во двор Пранаса.
— А Пранукас на фабрике, — пропела тетка Тересе.
— На фабрике?
