На шум прибежали Хранители. Меня обвинили в том, что я уничтожил картину, — преступление, неслыханное в Фолесо! Я оправдывался, показывал плащ, но мне никто не поверил: привратник видел, как я входил в Храм, а женщины не видел никто. Меня должны были казнить, но мой Наставник вступился за меня перед судом Фолесо. Он попросил принять во внимание мою молодость и что создание картины требовало большого напряжения душевных сил, что пагубно подчас для юного ума. Благодаря Наставнику, меня просто выслали из города.
Трудно передать, с каким чувством я покидал школу художников. Никто из наставников или друзей не пришел проводить меня — они отшатывались от меня, как от прокаженного. Собрав свой скудный скарб — куда канули все мои мечты о богатстве и славе! — положив в мешок и злополучный плащ, я вышел было за ворота школы и как вдруг услышал оклик: «Эй, сынок!»
Это был старый школьный сторож. Он поманил меня скрюченным пальцем, я уныло сел рядом с ним на завалинку, бросив наземь узелок с вещами.
«Уходишь, сынок? — сказал мне сторож. — Ах, как несправедливо. Я знаю, что ты не мог погубить свою картину». И он рассказал мне, что слышал легенду от кого-то из путешественников про храм богини Келло, в котором живут одни женщины. Они могущественны и жестоки, и тщательно охраняют свою тайну. «Наверное, тебе привиделась сама Келло. Ты нарисовал ее, и об этом узнали жрицы храма. Одна из них явилась, чтобы уничтожить картину. Говорят, они умеют появляться, где угодно».
Слова сторожа мало что меняли в сложившейся ситуации. У меня не было денег, чтобы отправиться домой по Сольту, и я за гроши уговорил капитана одного из судов довезти меня до Мидона. Мидон — средоточие мировой науки, и я надеялся поступить в ученики к кому-нибудь из мудрецов. Говорят, там можно встретить истинных ученых, не продающих свое знание за деньги. Но все это опять же скучно слушать охотнику. До Мидона я не добрался. В море разыгрался шторм, корабль отнесло к северу, а там нас захватили ачуррские пираты. Я долго плавал с ними по Горячему морю. Меня держали в трюме, заставляя выполнять всякую грязную работу. Мои руки — руки художника! — превратились в одну сплошную мозоль. Я забыл, что такое свежий воздух. Когда меня впервые после долгого времени вытащили из трюма на палубу, я едва не ослеп от солнечного света. Но когда я огляделся, то пожалел, что не лишился зрения и разума. Пираты вышли через пролив Тонсо к порту Цесиль. Ты не бывал там, охотник?
