Припасов точно уехал с поездом, который будет лететь без остановки целую вечность, и каждую секунду будет всё дальше и дальше от Сони, от отца и от него. А когда умрут он сам и Соня, Сергей будет уже бесконечно далеко, и они его не догонят и никогда не увидят. Бережнов ходил на лекции, но не слыхал ничего из того, что читали профессора, и без конца думал о смерти Сергея.
«Услышана ли его странная молитва: „Господи, сохрани после физической смерти мою индивидуальность“. Это и не молитва, а вопль души, которая оскорблена тем, что, просуществовав известный промежуток времени, она должна обратиться в ничто и слиться с неодушевлёнными предметами». Хотелось написать и напечатать биографию Сергея, но сейчас же приходило в голову, что нигде такой биографии печатать не станут, и кому какое дело до смерти юнкера, если бы даже он был и гениален, но не сумел показать этой гениальности людям… Иногда думалось, что Соня, узнав о смерти Сергея, сойдёт с ума или тоже покончит самоубийством, и это казалось справедливым и нестрашным…
Теперь, через десять лет после смерти Сергея, было несомненно, что здесь в городском собрании, рядом с инженером Червинским, которого он хорошо знал — сидит живая Соня Новикова. Увидев её, Бережнов также растерялся и разволновался как и в тот вечер, когда вернулось его письмо к Сергею. Уголовное дело, в котором он сегодня защищал, свидетели, подсудимые и все другие люди, о которых он думал в этот вечер, для него уже не существовали.
«Такая же, только ещё красивее стала, — думал он. — Как она сюда попала и за кем замужем? Нужно к ней подойти. Подойду к Червинскому и спрошу его, от чего он сегодня так весел, что ли, а потом поклонюсь ей. А вдруг встреча со мной её взволнует?»
«Ну что же, пускай волнует», — ответил он сам себе и, стараясь быть спокойным, подошёл к столу, за которым сидела с компанией Соня. Заметив Бережнова, Червинский обрадовался, как радуются охмелевшие люди всякому знакомому лицу. Он долго не выпускал его руки.
— А… наш знаменитый защитник, почему же вы, душечка, не в суде?
— Да вот наконец кончили это дело совсем, — ответил Бережнов.
— И… и… вашего клиента, разумеется, закатали по всем правилам юридической науки?
— Почему же разумеется? Да, обвинили, но могли бы и оправдать.
— Однако же не оправдали, и поэтому вы, душечка, находитесь в грусти, понимаю. Ну а затем, выражаясь на вашем тарабарском языке, дабы безотлагательно пресечь вышеупомянутую грусть, предлагаю вам выпить за процветание новой железной дороги, которую собрался строить мой приятель.
