А там, в ванной пахнет от стен мокрой известью, пулькает вода… Страшные минуты переживал там человек такой же, как и я, а теперь он для всех точно и не существовал.
Верю ли я в загробную жизнь? Много я над этим думал и ничего не придумал. Верю, что существование моё не уничтожится, но я не буду существовать сам по себе, а буду составлять одно целое со всеми теми, кто умер раньше. Обидно это невыразимо. О, если бы знать, что каждый останется самим собою, — тогда бы смерть не была страшна совсем. Если бы я теперь мог молиться, то молился бы только так: „Господи, сохрани после физической смерти мою индивидуальность“.
Ну, брат, записался, — уж и бумаги не хватает. Ты всё-таки не волнуйся. Не мог я написать ничего путного. Не бойся этого набора слов, я их пускал как сами вылетали. Всё-таки напиши да побольше о себе, а не обо мне. Удовлетворяет ли тебя университет? Что за люди студенты в массе? Очень ли они серьёзны?.. А вот мне сейчас легче стало, — знаю, что читать будешь и искренно посочувствуешь. Вот, брат, тебе и необыкновенный человек, и гений, как ты меня когда-то называл. Ну, будь счастлив. Сергей П.»
Дочитав письмо до конца, Бережнов поджал губы, опустил голову и чуть не заплакал. Первою его мыслью было ехать в тот город, где лежит в госпитале Сергей.
Потом он вспомнил одного гимназиста, который заболел так же, как и Припасов, и пришёл ещё в большее отчаяние, но не покончил с собою, а после поездки на Кавказ совсем перестал думать о своей болезни.
«Нужно написать Серёжке письмо, большое и убедительное; он страшно быстро меняется, и нельзя ручаться, что завтра же от него не получится другое, в шутливом и жизнерадостном тоне», — думал Бережнов и сейчас же вынул из стола почтовую бумагу и конверты. Несколько листов пришлось порвать: начало каждого из них выходило банально и сухо. Когда наконец содержание письма показалось ему достаточно тёплым и убедительным, он долго не мог его запечатать, и надписал на конверте адрес, и отправил его заказным только на другой день. Ночью Бережнову спалось плохо, а под утро приснился Сергей в порванном белье, в халате, жёлтый и худой. И несколько дней было трудно отделаться от впечатления этого сна.
Сначала думалось, что всё обойдётся благополучно, но под конец недели Бережнов был убеждён, что Сергей уже не существует, и даже не удивился, когда почтальон принёс его собственное письмо с надписью, что оно возвращается за смертью адресата. И всё-таки верить не хотелось и вечером и на другой день, казалось, что всё это только продолжение того тяжёлого сна. Но нераспечатанное письмо с надписью лежало на столе.
