— Твой пост. — Флангер знаком предложил Тинри занять место.
Тот неловко устроился, свесив ноги, и с легким трепетом в голосе осведомился, что ему делать.
— Присматривать за порядком. Больше ничего. На этот вечер я наделяю тебя частью своей силы.
Не успел Тинри спросить, как же присматривать, если город вон где, а он, Тинри — совсем наоборот — здесь, как Флангер на прощание коснулся его плеча. И тут что-то с Тинри случилось. Город, будто нарисованный на зеленом холсте долины, оставаясь далеким, в то же время вдруг очутился у Тинри внутри. Можно сказать, Тинри сам стал городом, улицы потекли в его венах, небо отразилось в разноцветных глазах витражных окон, ветер площади ворвался в грудь, и голову увенчала древняя зубчатая корона стен королевского замка. Некоторое время он сидел неподвижно, став большим и тяжелым, привыкая к движению, гулу и свету внутри себя. «Это, значит, и есть порядок?» — хотел спросить он Флангера, но тот уже исчез. «Флангер — это теперь я», — подумал Тинри. И рассмеялся. «Быть Флангером, оказывается, не так уж трудно, я, может, и не один час, а дольше бы смог — времена сейчас мирные, народ спокойный».
Едва он произнес про себя слово «народ», как неожиданно потоки в нем распались на тысячи частиц — он знал их всех в лицо и по имени, слышал каждый голос, видел одновременно события, происходящие со всеми, знал все об их поступках и помыслах. Люди переполняли Тинри — их разговоры, неторопливые думы, пьяные песни, детские сны, улыбки, воспоминания. Среди них он нашел Верту — она, сияя глазами, рассказывала матери, как близко ей удалось увидеть принца, а он — честное слово! — посмотрел на нее и улыбнулся.
И отчетливее всех слышались мысли короля — где-то под самым зубчатым венцом, что украшал сейчас лоб Тинри: король поднимал кубок за здоровье своего дражайшего родственника, сидящего по правую руку, своего злейшего врага. Очень скоро у короля Антарского не будет необходимости изображать братскую любовь — он все хорошо продумал, он заманил брата в столицу под предлогом полного и окончательного примирения, он усыпил его бдительность настолько, что даже металлический привкус молодого вина не вызовет никаких подозрений, принц выпьет, непременно выпьет до дна…
Тинри закрыл глаза, едва вмещая все это. «Больше, пожалуй, не надо. Иначе меня, пожалуй, разорвет».
Но было и большее: он увидел будущее, которое наступит, если все продолжат делать то, что сейчас делают. Увидел разрушенные стены, горящий город, кровь на дворцовых ступенях — боль и предчувствие гибели захлестнули его.
