— Они настоящие? Я хочу сказать, это не стразы?
— Разумеется, настоящие. — Он нахмурился, глядя на меня. — По самой грубой оценке, они стоят не менее трех миллионов лир.
Пока он выписывал мне квитанцию, которую я должен был подписать, я глазел на шкатулку и ее содержимое. На туалетном столике. Их мог украсть кто угодно! Я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок. Значит, незваный гость, виденный мною, вряд ли был мелким воришкой. Тогда кто же он?.. Я вздрогнул, услышав телефонный звонок.
Трубку снял Карлотти.
— Si… Si… Si…[3] — сказал он, долго слушал, потом что-то пробормотал и положил трубку.
В комнату вошел Гранди. Лицо его выражало нерешительность.
Карлотти закурил сигарету и сказал:
— Только что получены результаты вскрытия.
Я видел, что он чем-то расстроен. Во взгляде снова появилась тревога.
— Ну вы же знаете, как она умерла, — сказал я в попытке прервать долгую паузу.
— Это-то да.
Он отошел от телефона. Я чувствовал его беспокойство, как в темноте чувствуешь прикосновение чьей-то руки.
— Что-нибудь новое?
Я сознавал, что мой голос звучит чересчур резко, и увидел, как Гранди повернулся и посмотрел на меня.
— Да, есть кое-что, — сказал Карлотти и поморщился. — Она была беременна.
Было почти половина четвертого, когда Карлотти закончил осмотр дома и допрос крестьянки, которую я так и не увидел, только слышал их приглушенные голоса, доносившиеся из кухни. Сам я сидел в гостиной, куря одну сигарету за другой. Разум мой был охвачен паникой.
Итак, Хелен была беременна.
Это будет последний гвоздь в крышке моего гроба, если они когда-нибудь дознаются, кто такой Дуглас Шеррард. Сам-то я знал, что неповинен не только в ее смерти, но и в ее беременности, но кто мне поверит? Угораздило же меня с ней связаться! Безмозглый, законченный дурак!
Кто же был ее любовником?
Я снова подумал о таинственном широкоплечем визитере, которого видел накануне вечером. Не он ли? Возможно. Теперь ясно, что он не вор: ни один вор не оставил бы на туалетном столике драгоценности на три миллиона лир.
Я продолжал мысленно обсасывать ситуацию и так и этак, поглядывая на часы на каминной доске и понимая, что через полчаса мне придется сообщить Чалмерсу подробности. И чем больше я раздумывал, тем острее сознавал, что один неверный шаг — и мне крышка.
Когда стрелки показывали 3.44, в гостиную вошел Карлотти.
— Есть осложнения, — мрачно сказал он.
— Знаю. Вы и раньше это говорили.
— Как вы думаете, она была не из тех, кто может покончить жизнь самоубийством?
