Наутро, когда я проснулся, Рязань была далеко позади.
В Козлове ко мне зашел военный в черной папахе, кавказском бешмете с серебряными газырями и с кинжалом за поясом.
— Тумаркин, — лихо представился он и, достав из бокового кармана целую пачку потрепанных документов, попросил позволения ехать в моем вагоне.
Я согласился. Товарищ Тумаркин оказался боевым кавалеристом, возвращающимся на фронт. Он рассказал много интересного о борьбе с донскими казаками, подтвердил, что станция Алексиково все еще занята казаками, и советовал мне ехать через Балашов на Камышин, а оттуда на пароходе спуститься по Волге в Царицын. Но такое кружное путешествие требовало много времени. Я решил ехать прямым путем в надежде на то, что железнодорожная магистраль будет очищена от казачьих разъездов Краснова.
В разговоре с Тумаркиным незаметно добрался до станции Грязи. Здесь предупредили, что поезд может получить путевку только до Борисоглебска. Тумаркин молодцевато отдал честь, звякнул серебряными шпорами и сошел на перрон. Меньше чем через год я встретил его в кабинете у Кирова в Астрахани и совершенно не узнал. Вместо молодого и сильного красавца передо мной стоял, нетвердо опираясь на деревянные костыли, постаревший и похудевший инвалид. При виде меня он улыбнулся приветливо и смущенно. В одном из боев храбрый Тумаркин был изрешечен пулями, но мужество не изменило ему: он жаловался на тоску и однообразие лазаретной жизни и всей душой снова рвался на фронт…
Перед Борисоглебском поезд остановился на какой-то маленькой станции. У входа в одноэтажное станционное здание сиротливо висел медный колокол с привязанной к его языку веревкой. Я вышел прогуляться по перрону. Недалеко от станции, возле амбара с прогнившей и почерневшей тесовой крышей, увидел толпу народа, стоявшую полукругом возле какого-то бугра. При моем приближении люди слегка расступились. У их ног на куче жидкой зловонной грязи лежало полуголое мертвое тело. Глубоко впавшие остекленевшие глаза покойника были широко открыты, нос заострился. Рыжеватые волосы коротко пострижены под машинку тем особым манером, каким в царской армии стригли солдат. Худая костлявая грудь и впалый живот обнажены. В верхней части желтого, как воск, живота зияло небольшое круглое отверстие с запекшейся вокруг него черной кровью. Нижняя часть тела прикрыта казенными солдатскими брюками, ступни кое-как обернуты в грязные, истрепанные портянки. Обуви на покойнике не было. От трупа шел тонкий, едва уловимый сладковатый запах тления.
