Гибель Черноморского флота - Федор Федорович Раскольников

В начале июня 1918 года товарищ Ленин позвонил мне по телефону и немедленно вызвал к себе. Я вышел на улицу. Стоял жаркий солнечный день. Тени деревьев, как кружева, лежали на истоптанных плитах тротуара. Пройдя под сводчатой аркой белой Кутафьей башни, я предъявил красноармейцу, стоявшему с винтовкой на часах, постоянный картонный пропуск и через Троицкие ворота, на которых тогда еще висел большой, потемневший от времени четырехугольный образ, по крутому подъему вошел в Кремль.

На широком дворе, вымощенном крупным булыжником, было пустынно. Старинные орудия с горизонтально вытянутыми длинными дулами, точно солдаты во фронте, выстроились в шеренгу перед высокими казарменными домами. Широкое жерло царь-пушки чернело на коротком лафете, перед которым возвышалась пирамида тяжелых и круглых чугунных ядер. Войдя в угловой подъезд Совнаркома, я поднялся по лестнице и по коридору, покрытому новым половиком, прошел в просторную, заставленную столами и шкафами приемную Владимира Ильича. Тов. Гляссер пошла доложить обо мне. Через минуту она вышла из кабинета Ленина и, поправляя рукой пенсне, сказала:

— Владимир Ильич просит вас.

Я открыл дверь, из которой только что вышла Гляссер, и по ковру, мягко заглушавшему шаги, прошел через зал заседаний, посреди которого стоял длинный стол, накрытый толстым зеленым сукном. Дойдя до противоположного конца зала, осторожно постучал в белую двухстворчатую дверь.

— Пожалуйста, — раздался голос Владимира Ильича.

Я открыл дверь и вошел в светлый кабинет. Владимир Ильич сидел за письменным столом на деревянном стуле с круглой спинкой. Против стола симметрично стояли два низких кожаных кресла для посетителей. Сбоку виднелась низкая вертящаяся этажерка с книгами. В новеньких шкафах вдоль стен тоже аккуратно расставлены книги. На стене возле входной двери зеленела карта России.

При моем появлении Владимир Ильич приподнялся, мягко пожал мне руку и предложил сесть. Я погрузился в низкое кожаное кресло.

— Я вызвал вас потому, что в Новороссийске дела идут плохо, — заговорил Владимир Ильич, тревожно поглаживая ладонью голову и пристально глядя на меня глубокими карими глазами. — Вахрамеев и Глебов-Авилов телеграфируют, что потопление Черноморского флота встречает неслыханное сопротивление со стороны части команд и всего белогвардейски настроенного офицерства. Имеется сильное течение за уход в Севастополь. Но увести флот в Севастополь — это значит отдать его в руки германского империализма. Этого никак нельзя допустить. Необходимо во что бы то ни стало потопить флот, иначе он достанется немцам. Вот только что получена шифровка из Берлина… Иоффе телеграфирует, что германское правительство ультимативно требует перевода Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь.