— А я-то думала, что, может быть… Раз ты все-таки остался…
Снова слезы. Она сидела, даже не стараясь смахнуть их, и капли медленно катились по щекам, иногда затекая в рот.
— О, Энн, — сказал он наполовину раздраженно, наполовину виновато.
Дэвид встал, чтобы подойти к ней. В этот момент по ее телу прошла еще более сильная судорога и ее лицо побелело. Она снова перестала плакать и почти сердито вытерла щеки руками.
— Я ничего не могу поделать, — произнесла она медленно и громко.
Не ему. Коллиер был уверен, что она обращается не к нему.
— С кем ты разговариваешь? — не выдержал он.
Он стоял, глядя на жену сверху вниз. Она казалась такой беспомощной, такой испуганной. Ему хотелось привлечь ее к себе, утешить. Ему хотелось…
Все еще сидя на месте, она прижалась к его груди, а он гладил ее каштановые волосы.
— Бедная девочка, — приговаривал он. — Бедная моя девочка.
— О, Дэвид, Дэвид, если бы только ты мне верил. Я отдала бы все, что угодно, чтобы ты поверил мне, все. Это невыносимо — видеть, как ты холоден со мной. Особенно когда я знаю, что не сделала ничего дурного.
Он стоял молча, говорил его внутренний голос: «Вероятность существует. Существует».
Казалось, Энн прочла его мысли: она взглянула на него, и в ее глазах загорелась надежда.
— Все, что угодно, Дэвид, все.
— Ты меня слышишь, Энн?
— Да.
Энн лежала на кушетке в кабинете профессора Мида, закрыв глаза. Мид забрал из пальцев Коллиера шприц и положил на стол. Сам сел на край стола, наблюдая в угрюмом молчании.
— Кто я, Энн?
— Дэвид.
— Как ты себя чувствуешь, Энн?
— Тяжело. Мне тяжело.
— Почему?
— Этот ребенок такой тяжелый.
Коллиер облизнул губы. Почему он медлит, почему продолжает задавать пустые вопросы? Он ведь знал, что хочет спросить. Или он слишком испуган? А вдруг она, несмотря на все уверения, даст не тот ответ?
Он с силой сплел пальцы, а шея словно превратилась в монолитную колонну.
— Дэйв, не слишком долго, — предупредил Джонни.
Коллиер шумно втянул воздух.
— Это… — он с трудом проглотил комок в горле, — это мой ребенок, Энн?
Она колебалась. Брови нахмурились. Веки затрепетали, глаза на миг открылись и захлопнулись снова. Все тело содрогалось. Она, похоже, испугалась этого вопроса. Потом краска сбежала с лица.
— Нет, — произнесла Энн сквозь сжатые зубы.
Коллиер почувствовал, как натянулись все его жилы, как запульсировала кровь.
— Кто его отец? — спросил он, не сознавая, как громко и неестественно звучит голос.
После этого вопроса тело Энн неистово задергалось. В горле что-то защелкало, и голова безжизненно обмякла на подушке. Побелевшие от натуги кулаки разжались.
