— Как ты… себя чувствуешь, Питер?
Гулкого смеха не последовало, хотя его разум хотел, чтобы зазвучал гулкий смех. Вместо этого шестеренки заскрежетали, и он не услышал ничего, кроме скрипа сжатых зубов. Он видел, что мать пытается улыбнуться, но у нее не получилось, и на лице отразился болезненный ужас.
— Питер, — запричитала она.
— Я разберу его на части, — услышал он спешные слова отца. — Я его сломаю.
У Питера затеплилась надежда.
Но тут его мать перестала дрожать. Она вырвалась из объятий мужа.
— Нет, — сказала она, и Питер услышал в ее голосе твердую как гранит решимость, силу, с которой он был так хорошо знаком.
— Я сейчас же возьму себя в руки, — сказала она.
Она подошла прямо к нему, улыбаясь.
— Все в порядке, Питер, — сказала она.
— Я ведь красавчик, мама? — спросил он.
— Питер, ты…
— Разве ты не хочешь меня поцеловать, мамочка? — продолжала спрашивать машина.
Он видел, как дернулось ее горло. Увидел слезы у нее на щеках. Потом она подалась вперед. Он не мог ощутить прикосновения ее губ к холодной стали. Он только услышал его, негромкое чмоканье на металлической коже.
— Питер, — сказала она. — Прости нас за то, что мы сделали.
Все, что он был в состоянии подумать: «Разве машина может прощать?»
Они вывели его через черный ход Центра физико-биологических наук. Они постарались как можно быстрее усадить его в машину. Однако на середине пути Питер увидел, что все переворачивается вокруг него, боль пронзила его разум, когда он всей массой своего новенького тела грохнулся на цемент.
Мать ахнула и в испуге посмотрела на него сверху вниз.
Отец наклонился над ним, и Питер увидел, как его пальцы делают что-то с правой коленной чашечкой. Голос его звучал приглушенно:
— Что чувствует твой мозг?
Он не ответил. Он смотрел на темные деревья, какими была обсажена Одиннадцатая улица.
— Теперь можешь встать, — сказал отец.
— Нет.
— Питер, только не здесь.
— Я не буду вставать, — сказала машина.
— Питер, прошу тебя, — умоляла мать.
— Нет, я не могу, мама, не могу.
Он говорил, как полагается жуткому металлическому чудовищу.
— Питер, ты не можешь оставаться здесь.
Воспоминания обо всех прошедших годах захватили его. Он не станет подниматься.
— Пусть меня найдут здесь, — сказал он, — Может, меня разберут.
Отец обеспокоенно огляделся по сторонам. И вдруг Питер понял, что никто не знает о нем, кроме его родителей. Если его существование обнаружит ученый совет, отца накажут. Он понял, что эта мысль радует его.
