Реставраторы давно уже обещали восстановить первоначальный облик отеля, который за прошедшие шесть десятилетий превратился из роскошного в просто удобный и уютный, а там и в обветшалый. Теперь, правда, начали поговаривать, а не снести ли его к чертям и не построить ли на его месте торговый центр. Sic transit gloria mundi.[2]
Дом Вернера представлял из себя типичную асиенду, расположенную на берегу канала. Когда мы с Эндрю шли от места, где я поставил свою «акуру», к входной двери из красного дерева, перед нами предстали розовые оштукатуренные стены, крытая черепицей крыша, узкие стрельчатые окна, в которых чувствовалось влияние мавританской архитектуры, и экзотического вида башенки и минареты. По каналу оживленно сновали яхты. Было начало выходных — суббота, четыре часа пополудни, — и многочисленные яхтсмены города отправились поплавать по разветвленной сети оплетающих город каналов и полюбоваться на роскошные дома, построенные на берегах. На косяке двери красовался дверной звонок, выполненный в виде распустившейся черной розы. Эндрю нажал на сердцевинку розы. За дверью послышались шаги.
Несмотря на то, что здесь, в солнечной Калузе, проживает немало богатых людей, экономки здесь встречаются нечасто, а экономку, одетую как настоящая английская горничная, увидишь не чаще, чем дикую пантеру.
А нам открыла дверь красивая чернокожая женщина лет двадцати, одетая в черное форменное платье с белым воротником, белый передник и белую же наколку. Мы сообщили ей, кто мы такие и к кому пришли. Экономка сказала:
— Pase, por favor. Le dire que esta aqui.[3]
Мне стало любопытно, есть ли у нее грин-карта.
Мы стояли в передней, вымощенной синей плиткой и окаймленной мавританскими колоннами. В глубине дома виднелся внутренний дворик, буйно заросший цветами. На колоннах играли солнечные блики. Было слышно, как горничная идет по дому. Мрачное безмолвие нарушил долетевший с канала звук работающего лодочного мотора.
Откуда-то из-за дома появился Вернер — из одежды на нем были только шорты и сандалии, — и быстро подошел к тому месту, где стояли мы с Эндрю. Это был невысокий человечек, смахивающий на киношного джедая Йоду, слегка кривоногий, сильно загорелый, с блестящими голубыми глазами и редкими седыми волосами. Он крепко пожал нам руки, сказал, что всегда рад помочь, и провел нас за дом, к искрящемуся под солнцем плавательному бассейну.
Впервые я заметил в его речи слабый южный акцент, когда Вернер поинтересовался, не хотим ли мы чего-нибудь выпить.
