О «лягушках» я тоже рассказал Исламбеку. И о пластической взрывчатке, и о магнитных минах, и об отравленном оружии. Последнее, наверное, не следовало ему сообщать, ведь он был в списке Баумкеттера. Правда, после той неожиданной встречи у коменданта лагеря мне показалось, что опасность миновала. «Теперь все исчислено днями и даже часами», — сказал он мне. Вряд ли Исламбек имел в виду медицинский барак. Ничего трагического не было в его глазах, никакого ожидания смерти, И я тоже несколько успокоился, поддался чужому настроению. Однако свою обязанность беречь новичка я помнил и продолжал учить его делу, от которого зависела жизнь Исламбека.
Несчастье свалилось как снег на голову. Я уже говорил вам, что с плаца побежал прямо к Юзефу. В эту страшную слякоть и невыносимый холод побежал сказать, что бессилен, что не в состоянии ничего сделать для спасения новичка. Юзеф посмотрел на меня своими большими печальными глазами и заикаясь — когда он волновался, то забывал слова, — стал объяснять мне, как следует поступить, причем поступить немедленно. А это значило вернуться к себе и потребовать от Пауля Крамера, старшего мастера, возвращения в граверную Исламбека…
Я затопал по лужам обратно и стал искать Крамера. Он был уже в цинкографии. Я сказал ему:
— Зачем столько труда? Зачем столько потраченного напрасно времени? Или нам не нужна победа?
Крамер удивился. Он никогда не слышал от меня подобных слов. Он вообще редко слышал меня, если не считать моего кашля — я уже тогда кашлял, кислота съедала легкие. Мастер смотрел мне в лицо, и рот его раскрывался от изумления.
— А если я упаду завтра, — продолжал я пугать Крамера. — Ты слышишь, как дерет мою глотку. Кто будет возиться с этими пластинками? Кто?
Он наконец понял меня и выругался:
— Черт бы побрал всех. Или вы думаете, что Крамер не заботится о деле. Я уже печенку выгрыз коменданту, да что он может сделать, когда есть приказ отдать пять человек Баумкеттеру, и именно этого новичка в их числе. Он даже готов сторговаться на четырех, но…
Крамер был дрянью, продажной шкурой, готов был продать нас всех, если бы стал вопрос о его собственной жизни. Однако за Исламбека он дрался, я был уверен — ему нужны были руки… Много рук.
И еще я был уверен, что ничего, абсолютно ничего сделать уже нельзя — Баумкеттер сцепился в Исламбека мертвой хваткой.
Прямо с плаца их повели в медицинский барак. Пятерых. Первым шел Исламбек: у него было больше сил и больше мужества. Он во что-то верил и на что-то надеялся. А те четверо видели впереди только смерть. Правда, их будто бы направляли в барак на работу, но кто в Заксенхаузене не знал, какая работа у Баумкеттера.
