Зачем она поехала в этот холодный пасмурный день в лес? Прошло больше месяца, как погиб унтерштурмфюрер, и Рут смирилась с мыслью, что потеряла вместе с ним и надежду на новый взлет с помощью тайны, тщательно оберегаемой легионером. Тайной, видимо, воспользовались другие: «шахиня» не верила слухам, будто унтерштурмфюрер убит в драке с бывшими друзьями. Пять тысяч марок — немалые деньги, ради них могли убрать двойника и не бывшие друзья. Потом, правда, выяснилось, что унтерштурмфюрера никто не выдавал и деньги, следовательно, никому не достались. Это укрепило Рут в мысли о насильственной смерти во имя овладения тайной. Все той же тайной, которую почти получила в свои руки «шахиня».
Месяц она израсходовала на попытки вернуть потерянное, и когда убедилась, что они бесплодны и к тому же опасны, принялась так же старательно и упорно вытравлять из себя всяческую надежду. Это ей удалось. Почти удалось: мало ли огорчений выпало на ее долю за последний год и все пережиты. Пусть будет в печальной цепи еще одно. И вдруг служанка подает ей записку. Коротенькую записку в несколько слов: «Все окончилось благополучно. Необходимо встретиться. Там же». Неграмотную записку. И потому, что она была неграмотной, Рут узнала автора — унтерштурмфюрер! Что-то в этом роде и в этом стиле он сочинял однажды. И почерк тот.
Записку служанка приняла от человека в офицерской форме, лица его не увидела, так как он стоял за дверью в темноте.
Рут тотчас бросилась на улицу. Но кроме ветра и дождя ничего не нашла. Улица и парк рядом были пустынны. Впрочем, на свидание у дома автор записки не рассчитывал. Точно сказано — «там же», значит, в лесу.
Ночью она не поехала к Потсдаму. Это было бы безрассудно, да и просто неосуществимо. Выпросила машину у мужа утром. Очень торопилась, какая-то неудержимая страстность вселилась в нее и толкала на Берлинер ринг. Она убедила себя, что унтерштурмфюрер жив и известие о его смерти всего лишь провокация, к которой прибег ради какой-то цели Ольшер. Капитан на такие вещи был большой мастер.
Уверенность жила в «шахине» до самого последнего километра шоссе, до условного дорожного знака. Лишь когда она вылезла из машины и увидела окутанный плотной мглой лес, решимость и уверенность ее поколебались. Она остановилась у обочины, чтобы оценить предстоящий шаг. Робость и даже страх внушали ей эти молчаливые, утонувшие в тумане сосны, эти утренние сумерки, что жили в чаще. Рут оглянулась, чтобы убедиться в своем одиночестве. Шоссе рядом и чуть поодаль казалось пустынным. Возможно, где-то катились машины, но далеко, и шум их не долетал до леса. Рут успокоилась: значит, никто не следит!
