Я кинулась прочь с поляны, кинулась сломя голову. Состояние мое легко понять. То, о чем все время твердил унтерштурмфюрер — о страхе, постоянном ожидании выстрела, коснулось и меня. В лесу я до боли ясно представила себе тягость приговоренного к смерти. Только у шоссе вернулось ко мне некоторое успокоение и я смогла здраво оценить обстановку. Почему, собственно, должен умереть унтерштурмфюрер, он может заболеть, задержаться из-за тех самых обязанностей, которые возложил на него капитан. И я вернулась в лес, а потом прошла к бару, где, как мне говорил унтерштурмфюрер, для него снята комнатка. Но не дошла до цели. На углу улицы, что сворачивала к гаштетту, стоял, «мерседес» Ольшера, а сам Ольшер спускался с крыльца. Мрачный, как исчадие ада, бледный и усталый. «Конец!» — догадалась я. Даже не догадалась, а поняла. И не ошиблась. Больше унтерштурмфюрер в лесу не появлялся…
— Ну, а ценности на сорок тысяч марок? — поинтересовался полковник.
— Они тоже исчезли… Бесследно. Мне кажется, что именно из-за них погиб унтерштурмфюрер.
— Убийство с целью ограбления, так надо понимать?
— Видимо… Хотя я просила его не держать ценности при себе, спрятать где-нибудь в надежном месте. Он обещал. Мне показалось почему-то, что это место — поляна… И я сделала зарубку на сосне.
— И вернулись к ней спустя четверть века.
Найгоф грустно улыбнулась.
— Раньше не могла…
— И не пытались?
— Вы наивный человек, господин полковник, можно ли не пытаться вернуть утерянное! Конечно, пыталась. И не раз, но отказалась от новых попыток. Поняла — это небезопасно…
— Для кого?
— Для меня… За мной следили. Однажды я увидела Ольшера, он сидел в машине и через стекло наблюдал за лесом. Было пасмурно, и я успела скрыться среди деревьев, впрочем, не уверена, что осталась незамеченной. Еще как-то наткнулась на шарфюрера, гулявшего около поляны.
— И вот теперь, — вернул полковник фрау Найгоф к настоящему, — вы снова на втором километре кольца…
Она не сказала о третьей встрече в лесу.
Это случилось уже глубокой осенью, вернее, в начале зимы, в один из туманных, похожих почти на сумерки, дней. Перед рассветом на пригороды пала густая молочная пелена и не рассеивалась до самого вечера. Машины по трассе шли настолько медленно, что Рут никак не могла добраться до второго километра. Как назло еще попался военный транспорт и обгонять его не разрешали автоматчики. Пришлось чуть ли не ползком одолевать немалый отрезок пути. Она издергалась вконец, прежде чем увидела знакомый знак у шоссе.
