Революции в сознании нации совершались в периоды кризисов, и катализатором всегда было давление извне. На этот раз предстояло организовать обстоятельства, подтолкнуть естественный ход событий в мире.
— Это будет вторая революция Мэйдзи,[12] — говорил сэнсэй, постукивая кулаком по столу.
— Мы с тобой, Тэрада, Сайго Такамори и Сакамото Рема[13] нашего поколения. Как и они, мы вынашиваем планы возвеличивания Японии. Это наша историческая миссия.
Тэрада слегка поклонился. Он был одухотворен доверием сэнсэя. Он чувствовал себя почти равным ему, его партнером.
В университетские годы Тэрада упивался атмосферой студенческой жизни, дискуссиями о Достоевском, Сартре, сексуальном освобождении, ему нравилось быть свободным от старых традиций. Возврат к семейной профессии пришел как удар, особенно когда пришлось начинать с нуля, продавая спидометры водителям грузовиков, сводничая и постоянно ища не занятые мелким бизнесом ниши. Да и сейчас, достигнув многого, он ощущал недостаток общения с интеллектуалами прежнего круга. Хотя дважды в год летал в Европу, чтобы посетить в Милане «Ла Скала» и хотя собрал выдающуюся коллекцию живописи. Общение с сэнсэем восполняло пробел в его жизни. Идеи сэнсэя были глобальны, гуманны и благородны.
— Конечно, — говорил сэнсэй, — героям Мэйдзи сопутствовал успех, потому что они понимали, как обуздать техническое развитие применительно к их целям. «Западные знания с японским духом» — так впоследствии это было названо. Они с толком использовали боевые корабли, пушки, современную военную технику. Мы по-своему делаем то же, используя самое мощное оружие современности — деньги.
Иванага наблюдал из окна отъезд красной «феррари». Он покачал головой и усмехнулся. Эти якудза… Они-то, по крайней мере, достаточно честны, а честность Иванага ценил. По сути, он доверял Тэраде больше, чем кому бы то ни было. Недостаток Тэрады, его слабость в том, что он простодушен: говорит напрямую, как думает, неизящно и односмысленно.
Другое дело — политики, которым вообще нельзя доверять при всей их изысканности. Перед встречей с ними следовало расслабиться.
Саёри ждала в саду. Она надела белое платье без лямок, в котором снималась в последней сцене его фильма. Она повернулась спиной, чтобы он помог расстегнуть молнию.
Один из монахов принес коврик и раскатал его под решеткой, увитой глицинией. Иванага притянул Саёри к себе, лег на спину и, не двигаясь, смотрел в небо, пока она работала, двигаясь на нем, медленно, тщательно, именно так, как он научил.
