Однако Натанаэль был прав, когда писал своему другу Лотару, что неприятный образ продавца барометров Копполы враждебно повлиял на его жизнь. Все это почувствовали, так как в первые же дни обнаружилась в Натанаэле очень большая перемена. Он впал в мрачное раздумье и казался таким странным, каким никогда его не видали. Вся жизнь его была наполнена сновидениями и предчувствиями; он все время твердил, что всякий человек, считающий себя свободным, на самом деле служит страшной игре темных сил, и бесполезно с этим бороться, лучше смиренно покориться воле судьбы. Он заходил так далеко, что утверждал: безумие верить, будто в науке и искусстве можно творить самостоятельно, так как вдохновение, без которого невозможно творить, не рождается в душе, а есть только воздействие какого-нибудь высшего начала.
Разумной Кларе были в высшей степени противны эти мистические бредни, но, по-видимому, всякие возражения не имели результата. Только тогда, когда Натанаэль заявил, что Коппелиус — это злое начало, которое подчинило его себе с той самой минуты, когда он подслушивал за занавеской, и что этот отвратительный демон ужаснейшим образом помешает счастью их любви, Клара сделалась очень серьезна и сказала:
— Да, Натанаэль, ты прав. Коппелиус — злое, враждебное начало, он может оказать страшное, разрушительное действие, как дьявольская сила, которая явственно вторглась в нашу жизнь, но только в том случае, если ты не изгонишь его из своего ума и сердца. Пока ты в него веришь, он существует, его могущество заключается в твоей вере!
Натанаэля очень рассердило то, что Клара полагала, что демон существует только в его душе, он был готов выступить перед ней с целым мистическим трактатом о дьяволе и темных силах, но Клара, к немалому неудовольствию Натанаэля, с досадой перебила его какой-то небрежной фразой. Он считал, что холодным и нечувствительным душам недоступны такие глубокие тайны, не осознавая, что к таким низменным натурам причисляет и Клару, — он не оставлял попыток посвятить ее в эти тайны. Рано утром, когда Клара помогала готовить завтрак, он стоял подле нее и читал ей всякие мистические книги, так что Клара наконец спросила:
— Милый Натанаэль, что если я тебя самого сочту злым началом, враждебно влияющим на мой кофе? Ведь если я брошу все и буду смотреть, как ты того желаешь, только на тебя, когда ты читаешь, то кофе убежит и все останутся без завтрака!
Натанаэль в сердцах захлопнул книгу и выбежал из комнаты. Прежде он особенно хорошо писал милые, живые рассказы, которые Клара слушала с величайшим удовольствием; теперь его сочинения были мрачны, непонятны и бесформенны; Клара не говорила ему этого, щадя его, но он прекрасно понимал, как могла бы она отозваться о его творениях. Ничего не было для нее убийственнее скуки; в ее взгляде и речах сквозила тогда неудержимая сонливость. Сочинения Натанаэля были действительно очень скучны. Его досада на холодность и прозаичность Клары вес возрастала, Клара же не могла побороть своего неудовольствия туманным, мрачным и скучным мистицизмом Натанаэля, и так они в душе все более и более отдалялись друг от друга, сами того не замечая.
