Теперь я могу спокойно продолжать свою историю; но в эту минуту образ Клары так живо возник перед моими глазами, что я не могу от него оторваться, как это всегда случалось со мной, когда она с прелестной улыбкой смотрела на меня. Клару нельзя было назвать красивой; так думали все, кто понимал красоту, так сказать, казенным образом. Но архитекторы хвалили соразмерность ее фигуры, художники находили, что ее затылок, плечи и грудь, пожалуй, уж слишком целомудренны, но зато все влюблялись в ее дивные, как у Марии-Магдалины, волосы и в особенности распространялись о колорите Батони[6]. Один из них, сущий фантазер, престранным образом сравнил глаза Клары с озером Рейсдаля, в котором отражаются чистая лазурь безоблачного неба, лес, цветистые луга, весь богатый ландшафт пестрой, веселой жизни.
Но поэты и музыканты шли еще дальше. «Что озеро? Что зеркало? — говорили они. — Разве случалось нам видеть, чтобы глаза этой девушки не сияли дивной гармонией? Глядя на нее, мы словно начинаем слышать пленительные небесные напевы, которые проникают к нам в душу так, что все в ней просыпается и воскресает? Если же мы при этом поем не особенно умно, то, вероятно, сами немного значим, и это мы ясно читаем в тонкой улыбке, которая скользит по губам Клары, когда мы начинаем изображать нечто, претендующее быть песней, хотя это всего лишь отдельные звуки, бессвязные и хаотично скачущие». Так оно и было. У Клары было живое и сильное воображение веселого, беспечного ребенка, глубоко чувствительное нежное сердце и проницательный ум. Сомнительные, уклончивые люди не имели у нее успеха. Она была немногословна, несмотря на свою открытую натуру, но ее светлый взор и тонкая ироническая улыбка говорили: «Милые друзья мои, как можете вы заставить меня смотреть на ваши расплывчатые теневые картины как на настоящие фигуры, полные движения и жизни?»
Многие считали Клару холодной, бесчувственной и прозаичной; но другие, более глубоко и ясно понимающие жизнь, любили эту сердечную, умную, доверчивую, как дитя, девушку, но никто не любил ее больше Натанаэля, который бодро и весело продвигался в постижении наук и искусств. Клара тоже всей душой привязалась к своему милому; первая тень омрачила ее жизнь, когда он с ней расстался. С каким восторгом бросилась она в его объятия, когда он, как и обещал в последнем письме к Лотару, возвратился в родной город и вошел в свой дом. Случилось так, как Натанаэль и предполагал; в ту минуту, как он увидел Клару, он позабыл и ее глубокомысленное письмо, и адвоката Коппелиуса, все дурные настроения улетучились.
