День начал клониться к вечеру, когда Винце вдруг произнес что-то.
Ей показалось, сердце у нее вот-вот остановится. До этого момента в ней и вокруг нее царила бесконечная, непроницаемая, строгая тишина, в которой любой звук показался бы ненужным, неуместным. Когда он заговорил, тело его вздрогнуло, затрепетали сомкнутые ресницы. Она склонилась к его губам, чтобы разобрать то еле слышное, что он сказал. Тут и Лидия оказалась рядом, теперь они прислушивались вдвоем; увидев склонившееся рядом молодое лицо, она почувствовала раздражение, даже враждебность. В этот момент она ненавидела Лидию, та казалась ей навязчивой и бездушной. Вон Антал — вышел же, и Деккер тоже; у них есть чувство такта. А эта чего суется? И глухая она, что ли? Не слышит, что больной просит пить? А если слышит, то почему не даст воды? Стоит, смотрит на Винце и не шевельнется. Ей, старой, самой приходится вскакивать, брать стакан с ночного столика, с которого кто-то все уже убрал: и очки Винце, и его чашку, и огрызок карандаша… В тоже время в глубине души она была даже довольна, что сиделка не сообразила, что нужно сделать, что только она расслышала слова Винце, поняла, чего он хочет, она даст ему пить — она даже теперь способна ему помочь. Налив в стакан воды, она приподняла голову Винце, поднесла стакан к его рту.
Губы Винце не раскрылись навстречу воде, и на лице его отразилось отвращение, досада. Он отказывался от воды.
— Не хочет он воды, — шепотом сказала Лидия. — Не надо его поить.
Старая с удовольствием ударила бы ее сейчас. Смотрит, как статуя, дает ей указания, забирает у нее из рук стакан. И вот снова этот голос, этот странный, свистящий звук. Но почему же он не пьет, а сам просит воды?
— Я здесь! — громко сказала Лидия.
В первый момент старая подумала, что сиделка обращается к ней, и рассердилась было. Но оказалось, Лидия смотрит на Винце, а не на нее — и тут губы у Винце снова дрогнули. Нечто напоминающее прежнюю улыбку на миг осветило его лицо и тут же угасло. По ту сторону кровати Лидия, присев на корточки, взяла руку Винце.
Старая чувствовала себя обманутой, ограбленной. Она смотрела на Лидию, на лицо ее с каким-то непонятным, чужим, неведомым ей выражением и ощущала острую ненависть к ней, словно видя ее впервые в жизни. Мошенница, воровка, она похитила у нее эти последние минуты. Это Антал выбрал ее, Антал приставил ее к Винце. Иза бы так не поступила. И теперь вот эта чужая женщина сидит на корточках, держит руку ее мужа в своих руках. Кто она Винце? Зачем она ему?
