— Вот так, — сказал он. — Такие пироги. Жизнь коротка. И не только щучья.
Мы поднялись на мост. Дюла, не говоря ни слова, следовал за нами. Мы опустили шлюзный щит. Дюла молча глядел на воду.
Как я жалела его, как ликовала! Вот тебе типичное состояние амбивалентности, подумала я и тут же показала язык самой себе: «Умничающая обезьяна!»
Мы попрощались с Лакошем, взяв с него обещание, что он заглянет к нам вечером отведать жареной рыбы, раз уж он всучил нам весь улов. Мы вошли к себе, выпотрошили рыбу, промыли, нарезали кусками, посолили. Получилось две большие миски. Время было чуть за полдень.
— Заверну часть рыбы Лакошу, — сказала я. — Нам за неделю столько не съесть.
— Ну разумеется, — сказал Дюла, не слушая, что я говорю. Затем через мгновенье:
— Магди.
— Да.
— Не взяться ли нам за дело? — Он кивнул в сторону двери в лабораторию.
— За эту дрянную ряску? — Я стала на четвереньки, растопырила пальцы и произнесла, понизив голос: — Ква-ква-ква, ква-ква-ква!
Дюла тоже встал на четвереньки.
— За нее, — сказал он, — за эту дрянную ряску.
Мы запрыгали друг к другу.
Сблизившись, мы потерлись нос об нос и уставились друг на друга — кто кого переглядит. (Эту игру в лягушки мы выдумали после того, как узнали про глумление над нами в корчме. На все существует какое-нибудь противоядие.)
— А не лучше ли пойти ловить рыбу?
— Я готов был убить вас обоих, — сказал Дюла. — Особенно тебя.
— Почему же ты меня не убил?
Нос трется о нос.
— Потому что ты мне нужна.
— Ага! Вот ты какой эгоист.
— Ну-ну. А ты негодница. Хитрая маленькая негодница.
Мы вскочили на ноги, вбежали в лабораторию и принялись за дело. Точнее говоря, в тот день мы только наводили порядок, но это одно и то же, даже, пожалуй, чуточку больше — в такое время, время подготовки, все кажется возможным.
Если существует «вечная» истина — ибо общеизвестно, что у всякого возраста есть своя «вечная» истина, и некоторые люди вдребезги разбивают из-за нее друг друга, подобно двум сталкивающимся поездам, — так вот, если «вечная» истина все же существует, то никто не выразил это прекраснее и проще Аттилы Йожефа.
Как куча наколотых дров,
все свалено в груду на свете,
давит, скрепляет и жмет и то, и другое, и третье…
Нет, мы были не вправе ждать, чтобы деревня одобрила наши опыты с ряской, ведь даже специалисты в одной с нами области, как правило, лишь отмахивались да и продолжают отмахиваться от нас, но все же сочувствие было нам необходимо. Ничто другое не было нам так необходимо, как сочувствие. Я уже упоминала, что мы убили уйму времени и сил на анализы почв, и уже на второй год не замедлили сказаться осязаемые результаты перегруппировки выращиваемых культурных растений и внесения в почву известкового ила. Я отлично помню, что в том году стоимость трудодня повысилась ровно на семь форинтов. Это не много, разумеется, не много, но, принимая во внимание местные условия, и это можно счесть серьезным достижением. Вместе с председателем мы полагали, что это все же должно кое-что значить и для тех, кто верит только в то, что видит, для кого существует только то, что можно пощупать руками, кто даже в снах своих не знает, что
