Ее оперировали экстренно, по перитониту. Вика смутно помнила молоденького анестезиолога. Его тонкие с заусенцами пальцы. И глаза под маской, теплые, встревоженные. Потом появилась хирург. Ее лицо расплылось в глазах Вики, как будто над маской потекли голубые глаза женщины. Плачет?.. Вика потеряла сознание. Заканчивались вторые сутки, жизнь уходила из нее вслед стремительно падающему за горизонт солнцу, и врачи торопились сделать свою обычную работу — спасти очередную несчастную.
Подруги стояли в коридоре, иногда они выбегали на улицу покурить. Им даже говорить не хотелось — так было муторно. И как это случилось с их подругой? Был день солнечного затмения. Они знали, что по затмению оперировать нельзя. Но ее оперировали, и они не могли уйти до тех пор, пока не закончится операция и врачи не заверят, что она прошла благополучно. Прошло четыре с половиной часа. За окном больницы лил дождь, порывистый ветер свистел в кронах апрельских нагих деревьев. Они уже сидели на жесткой кушетке, прижавшись друг к другу и подремывали.
Наконец, вышла женщина-хирург, красивая, статная. Скульптурное лицо ее было усталым. Под ясными голубыми глазами залегли круги. Ей бы просто красавицей быть, этой молодке, а не рыться в человеческих внутренностях, одновременно подумали подруги. Они многое делали одновременно и чувствовали друг друга на расстоянии. Почему же подвело их чуть на этот раз?
— Все будет хорошо. — Сказала хирург. — Операция была сложная, матку удалили, шейку я, правда, оставила. Все хорошо будет с вашей подругой. Поезжайте уже спать.
— Сегодня было солнечное затмение…
— Ну и что? — она слегка усмехнулась. — У нас каждый день солнечное затмение. Я и сейчас плохо вас вижу. Поезжайте. Она в реанимации. Завтра, все завтра.
Вика пришла в себя утром. Перед глазами была пелена. Но уши слышали легкие шорохи шагов, тонкое металлическое треньканье. И вдруг возник знакомый голос: «Владимирский централ… Все отмеряно…»
Это медсестра включила радио.
Увидев трепыханье ресниц, медсестра ласково погладила ее по руке шершавой ладонью.
— Виктория Николаевна, все хорошо!
— Я не умерла?
— Вы — молодец! А сейчас я сделаю вам укольчик, и спите дальше, отдыхайте…
И снился ей сон.
Большая черная комната вся из зыбких штакетин — и пол и потолки. Пустая. А она веселая, красивая в коричневом шелковом халате, отороченном мехом, сидит посредине комнаты на стуле. Вдруг открывается дверь, и мимо, мимо за дверью проходят ее родственники, племянники, мама. С веселым удивлением смотрит она на этот странный ход, и вдруг понимает, что нет среди них бабушки и дедушки. И стоило ей вспомнить о них, как возникла покойница бабушка Анна, но уже в комнате, рядом с нею. И голос она ее услышала: «Что же ты, внуча, черненькую собачонку держишь? Брось! Возьми беленькую!»
