Надежда Сергеевна чуточку смутилась:
— А как ты сама думаешь?
— Ну… Любимой женщине, наверное, — пробормотала Нина.
— Вот тебе и вот! — хмыкнул Борька и потянулся к ее косам. — Неотесанная!
— Отстань! — отмахнулась Нина. — После девятилетки в парикмахерский техникум пойдешь?
— Тебя не спрошу! — огрызнулся Борис и испытующе, иезуитски уставился на литераторшу. — Так как же, Надежда Сергеевна? Вопрос можно? Насчет посвящения? А то ведь Нинка не отстанет от вас со своими шурупами…
Нина смутно давно чувствовала, что Акселевич пережил в себе, переварил раннее чувство благоговения и признательности к первой учительнице. Оно у него растворилось, бесследно растаяло по каким-то причинам, неизвестным Нине, но весомым, серьезным. Это она тоже чувствовала. Точно так же начали посмеиваться над Надеждой Сергеевной вслед за Борисом Филипп, Ленька и Олег. А Марьяшка, так та в открытую заявляла:
— У меня эта пафосность и выспренность Надеждиных речей прямо вот здесь сидит! А все потому, что ложь нельзя сказать просто: она всегда требует громких слов. — И Марианна выразительно упирала палец в свои ребра справа, очевидно намекая на печень.
Дети выросли, стали другими, перестали реагировать на эмоциональность, вдохновение и фривольности. Они их больше не подкупали. Детям хотелось чего-то иного, но четко сформулировать и выразить свои желания они пока не умели.
Только Нина никакого внимания на изменения не обращала. Она по-прежнему любила свою учительницу.
Однако от ее вопроса Надежда Сергеевна явно замялась и ответила довольно неохотно:
— К женщине это как-то не подходит… Тебе не кажется?
— Не знаю… Ну да, наверное… А к кому подходит?
Мальчишки наблюдали за Надеждой Сергеевной откровенно насмешливо.
— Видишь ли… — мялась та. — Это благодарность жизни…
— Жизни? — удивилась Нина. — За обманы и предательство? Я не понимаю…
— И не поймешь никогда после таких объяснений! Даже не волновайся! Врать плохо, а плохо врать — ишшо хуже! — издевательски произнес Борька. — Что вы все крутитесь вокруг да около, Надежда Сергеевна? Скажите хоть один раз в жизни правду!
— Акселевич! — в гневе крикнула покрасневшая учительница и ударила ладонью о стол.
— Борис! — умоляюще прошептала Нина и, волнуясь, больно дернула себя за косу. — Перестань! Замолчи! Не надо!
— Ха! Ни слова в простоте не скажет! — юродствовал Борька. — Или вы так боитесь этого слова «Бог»? А впрочем, вам ли его не бояться… Не можете произнести Его имя всуе? А ведь именно Его одного и нужно благодарить за все! И бояться тоже.
