— Это тебе-то? — засмеялась Марина. — Ой, не верю! Мама, а как твоя работа? Приняли новую модель?
— Не совсем. Надо её переделать. Она мне трудно даётся.
— Вот и у меня трудно! — вздохнула Марина. — Только, мама, мне не удастся добиться. Я так, как Катя, никогда не буду играть.
— А знаешь, Марина, — сказала Елена Ивановна, — когда я была в прошлом месяце у вас на уроке — ещё тогда все родители присутствовали, — ты играла, а Шура мне говорит: «Как хорошо играет ваша Марина!» А Сашенькина мама даже прослезилась: «Заслушаешься, — говорит. — И когда же это мой будет так играть?» Понимаешь, Марина, всё относительно. И надо идти вперёд, всегда вперёд. Ты думаешь, Ойстрах не старается совершенствовать свою игру?
— Да, — сказала Марина, — а если он во мне разуверился?
— Кто разуверился?
— Да Алексей Степаныч.
— Почему ты так думаешь?
— А почему он мне дал такие лёгкие вещи?
— Марина, ты веришь своему учителю? — спросила Елена Ивановна.
— Верю.
— Так почему же ты не веришь тому, что он говорил тебе о лёгких вещах? Ведь ты мне сама рассказывала.
— Мамочка, какая ты у меня хорошая! — неожиданно сказала Марина.
Елена Ивановна засмеялась:
— Значит, легче стало на душе?
— Легче.
— Ну, спи, дочка.
Елена Ивановна поцеловала Марину, погасила лампу и ушла к себе работать.
Елена Ивановна хорошо знала свою дочь и хорошо знала, что вечерние разговоры далеко не всегда соответствуют утренним делам.
Правда, на следующее после разговора с Еленой Ивановной утро Марина встала весёлая и деловитая — в десять минут прибрала комнаты, вскипятила чай, накрыла на стол.
Домашняя работа так и спорилась сегодня в её руках; и в школу она ушла, напевая какую-то весёлую мелодию.
Что произошло в этот день в школе, Елена Ивановна не знала, но вернулась Марина из школы такая же хмурая, как и накануне.
У Елены Ивановны в эти дни была очень большая и срочная работа — их фабрика выполняла к Октябрю своё сверхплановое обязательство, — и при всём желании мать не могла в эти дни вникать так подробно во все дела дочери, как она это делала обычно.
А Марина, которая за последний год приучилась уже было работать самостоятельно, теперь совсем почти перестала заниматься. О гаммах и упражнениях она забыла совсем, этюды и пьесы проигрывала по разу.
Наизусть она, правда, запомнила свои новые пьесы очень быстро. А дальше что? Марину одолевала скука.
В своих пьесах она не видела ничего такого, над чем бы стоило потрудиться. И вообще в эти дни у неё всё валилось из рук.
