— К тому же. Когда вас разбудят, то мало не будет. Достанется и уху и брюху. Отметелят за милую душу, как английский боксер свою грушу.
— А вас на стихи потянуло, фельдмаршал.
— Тогда скажу серьезно, прозой. Во время ареста меня так били, как ни до, ни после. Почему живой — загадка. А я был всего лишь первым министром. Вы давеча назвали гвардию янычарами. Совершенно точное определение! А янычары султанов убивают не то чтобы часто — РЕГУЛЯРНО. Представьте — ночью к вашему величеству в постель забираются четверо братьев Орловых. И не дав одеться, бьют. Сначала кулаками, потом ботфортами! И особенно старается Гришка.
Петр улыбнулся — глуповато, ну уж как умел.
— Вы меня запугиваете. И при этом играете на естественном отвращении к любовнику жены. Хорошо. Признаюсь. Я боюсь гвардию. Сейчас вы начнете отговаривать меня от отправления этих негодяев на военный театр. Скажете — это опасно! Это мне уже все прожужжали. И Воронцов — канцлер, и Волков — статс-секретарь. Летают кругом, как стрекозы и вжжжжж, — он сделал жест, будто пытается схватить рукой надоедливую муху, — Хорошо. Я их Действительно боюсь. Но не лучше ли разок рискнуть — и не дрожать всю оставшуюся жизнь. Если они уйдут из столицы… — Петр мечтательно закатил глаза.
— Они не уйдут. То, что вы сделали, это даже не провокация — это ПРИКАЗ К МЯТЕЖУ, — объяснял Миних, говоря едва не по складам и шипя на свистящих буквах.
— Хорошо, дайте мне другой способ от них избавиться. И успокойтесь, мятежа еще нет.
— То-то: еще, — Миних воздел указующий перст горе, — Можно сделать все тихо. Гвардию — до поры не трогать. Пусть носят сюртуки до щиколоток, валяются пьяными на постах. Вовремя производить этих оболтусов в чины, платить — черт бы их побрал — хорошее жалованье и вовремя. Любить они вас не будут. Будут терпеть. И ничего с ними делать не надо. Надо — не делать. Не пополнять.
У Петра в глазах проскользнуло понимание. Миних, ободренный, продолжил:
— Всякая воинская часть имеет естественную убыль. Кто отслужил свое, кто перевелся — как следует, с повышением на два чина, — в армию, кто совершил нечто, из-за чего не только вы, но и его товарищи не прочь изгнать мерзавца из рядов. Трудно, правда, представить, что. Понемногу полки станут равны батальонам, потом — ротам. Вот примерно тогда их можно разогнать и сформировать заново, как нормальные армейские части. И муштровать, и в походы посылать, и впредь не заводить гнильцы.
— Это займет лет десять. А я, право, устал бояться. Как, однако, припекает! Надо бы освежиться. — Петр полез в фонтан, сняв треуголку и подставив парик мелким брызгам. Потом сорвал и парик. Под ним оказались короткие, беспорядочно обкромсанные волосы, торчащие в разные стороны. Когда голова достаточно промокла, Петр, хлюпая сапогами, выбрался из фонтана.
