— Понятия не имею, — с обидой ответила я, садясь на кушетку и раскрывая альбом на пустой странице. — Наверное, в наказание.
— После сегодняшних происшествий? Вряд ли, — рассмеялся Марцелл. — А что? Нумидиец был не в настроении?
— Как всегда. Он занимался мировой историей.
— Юба решил создать полный труд обо всех царствах на свете, — пояснил племянник Цезаря. — Начертить их карты, записать языки, познакомиться с народами. Может быть, мама думала, что подарок, полученный из твоих рук, должен означать нечто большее?
Я подтянула к себе колени и залилась краской, вспомнив, как приняла нумидийца за Красного Орла. «Все на свете принадлежит Цезарю», — сказал он однажды. Да уж, это последний человек, который пойдет против Рима. Скорее Агриппа предаст Октавиана, чем он. Впрочем, я решила больше не думать о Юбе.
Покуда Марцелл с Александром шептались при свечах о том, что произошло в театре, я достала чернила, стиль и принялась создавать эскиз трехэтажного здания. Там были мозаики на стенах и множество комнат с кроватками, где разместилось бы более трех сотен детей. Перед уходом племянник Цезаря заглянул мне через плечо, и я невольно залюбовалась пламенными бликами на его волосах.
— Что рисуешь?
— Здание.
— Можно посмотреть?
Я протянула эскиз. Снаружи сооружение не отличалось от обычных домов, но внутренние комнаты не оставляли вопросов насчет его предназначения.
— Гостиница? — неуверенно спросил юноша. — А зачем так много кроватей?
Александр тоже взглянул на рисунок и догадался:
— Это для нежеланных детей?
Я забрала у Марцелла альбом.
— Нельзя просто так оставлять их там, у Молочной колонны! Представь, сколько младенцев умирает от непогоды. Ужасный обычай.
— Точно, — кивнул Марцелл. — Но если спрятать их в доме, какой от этого прок?
— Можно договориться с приемными семьями…
— Но всех же не разберут, — возразил он.
— А остальных отдать в храмы и воспитать как akolouthoi.
Племянник Цезаря недоуменно нахмурился.
— Помощников, — подсказал мой брат.
— Потом они стали бы жрицами и жрецами, — прибавила я.
Марцелл посмотрел на меня, и нежность в его глазах заставила мое сердце биться чаще.
— Прекрасно придумано, Селена. Когда сделаюсь Цезарем, обязательно прослежу, чтобы твоя затея исполнилась.
— Правда?
— А что? Вы с моей мамой похожи, — продолжал он. — Только и думаете о том, как бы принести добро людям.
Странно, Октавия до сих пор не явилась, чтобы велеть нам ложиться спать. Наверное, проводила время с братом или с Витрувием.
