А сейчас Сережа и Надя, взявшись за руки, идут по заснеженной Москве. Кто не верит в чудеса, может дальше не читать.
Сережа и Надя оказались возле той самой витрины с дорогими подарками, с которой начинался наш рассказ.
– Всё как в сказке, – сказала Надя.
– Так может везти только в новогоднюю ночь, – сказал Сергей.
Он сложил руки рупором и громко крикнул:
– Так может везти только в новогоднюю ночь! Люди, будьте счастливы! Вы слышите меня?
– Слышим, – раздался из ночи хрипловатый мужской баритон.
Перед Сережей и Надей объявился армейский патруль.
– Кто тебя за язык тянул? – спросил старший наряда. – Я тебя, дезертира, по голосу узнал.
Через секунду снежная пелена поглотила Сергея.
Надя одиноко стояла перед витриной, она не помнила адреса Жанны, не знала ее телефона, но почему-то верила, что счастье теперь не отвернется от нее.
И только она подумала так, только эта радостная мысль осветила все закоулки ее души, как послышался скрип тормозов, у обочины остановился «мерседес». Весело смеясь, Надя подбежала.
Из-за приоткрытой дверцы веселый голос спросил:
– Свободна?.. Залезай!
«Поперло, – весело подумала Надя, – пошел клиент».
«Мерседес» исчез, как и появился, – неожиданно. Перед праздничной витриной никого больше не было.
Под самое Первое апреля всей семьей пошли в кино: теща, это жены мать, я сам, жена сама и наш с женой общий сын лет десяти.
Перед фильмом журнал пустили. В магазине кладут на пол сто рублей и снимают, кто поднимет и что будет делать. Все, конечно, сразу бегут к выходу. Там их останавливают, спрашивают: «Где же ваша совесть?» – и отбирают сто рублей.
Вдруг смотрю – я в очереди. И теща на весь зал кричит:
– Витю показывают! Это наш Витя!
И тут показывают, как я эти сто рублей с пола поднимаю, сую в карман и спокойно стою дальше.
В зале кто-то басом говорит:
– Ну и морда!
Теща тоже громко говорит:
– Нет, это не наш Витя!
Я спокойно стою в очереди, к выходу не спешу. Тогда режиссер засылает ко мне двух артистов. Оба аж посинели от холода. У нее на руках ребенок в драненьком весь – кукла оказалась, – у него ботинки на босу ногу.
– Не видел кто наших последних ста рублей?
И опять крупно меня. Я смотрю на них, но видно, что не слышу, о чем речь. Наверное, о своем о чем-то задумался. Тогда артист разворачивается, ка-ак пнет меня, я еле на ногах устоял. Спрашивает:
– Не на-хо-ди-ли вы ста рублей?
Я говорю:
– Время – без двадцати шесть. – И хотел отвернуться от них.
Тут ложная мать кричит:
